блюд из крови, и на тебя не посмотрят, как на сумасшедшего из-за твоего рациона. Ну и правильно ты заметил, что я бледная. Тут это тоже норма.
– А кровь? Человеческую не пьешь?
– Пью. Животная кровь не вкусная, это как если бы тебе вместо пива и кофе предложили всю оставшуюся жизнь пить рыбий жир. Но все равно беру ее, а то даже представлять не хочу реакцию своих гостей, если они вдруг узнают, что попробовали себя в каннибализме. У нас поставки давно налажены, убивать уже никого не приходится. Доноров в этом мире много.
Катэйр задумался. У него отлегло от сердца, когда он понял, что в пироге не было ни капли человеческой крови. А то жить с такой информацией было бы непросто. Таллия протянула Катэйру печенье, и он невольно залюбовался легкостью и плавностью ее движений. Да и на кухне некоторое время назад Таллия казалась пантерой в джунглях.
– Приспособилась к человеческим движениям?
Таллия кивнула.
– Я от них и не отвыкала. Не сверли меня своим полным скепсиса взглядом. Сейчас кое-что покажу.
Таллия встала с кресла и присела рядом с Катэйром. Заглянула в его глаза, и из темно-медных они почему-то стали красными и увлекли мужчину за собой в калейдоскоп непонятных событий, закрутив в водовороте чужой жизни.
***
Водоворот выплюнул его на кладбище. Катэйр стоял там, окруженный людьми в траурной одежде. Все со слезами на глазах смотрели на юную девушку в гробу, на лице которой застыло выражение вечного удивления. Он узнал Таллию. Катэйр подошел ближе к гробу, заглянул внутрь, не веря своим глазам, и вскрикнул, когда чья-то рука прошла сквозь него и погладила девушку по голове.
– Они тебя не видят, – раздался знакомый голос позади. – Добро пожаловать в мои воспоминания.
Голос Таллии дрогнул, неподдельная грусть пронзила его насквозь. Таллия посмотрела на семейную пару, склонившуюся над телом, и тоска отразилась в ее глазах. Родители, никаких сомнений.
– Выстрел, – Таллия указала куда-то на грудь себя же мертвой. Под тонкой тканью платья действительно притаилась пуля. Катэйр поежился.
– Не знаю, кому я не угодила. Здесь мне пятнадцать. Согласись, сейчас я не выгляжу на свой посмертный возраст. Мы тоже стареем с годами, только медленнее, и процессы все идут иначе. Мне сто пятьдесят, а выгляжу на тридцать. Ловко, не правда ли?
Таллия рассказывала все отрешенно, будто за свой долгий век так и не смирилась с собственной смертью. Катэйр молчал. Капли дождя проходили сквозь него, он не чувствовал холода и ветра. Когда гроб опустили в могилу, Таллия взяла его за руку, снова заставила его утонуть в вишневом вине собственных глаз.
Он все еще стояли на кладбище. Только уже в непроглядной ночи, даже луна не освещала старый уставший погост. Рядом завозились.
– Копатели, – пояснила Таллия, указывая рукой на мужчин, что остервенело раскапывали могилу неподалеку. Таллия повела рукой в сторону, указывая на другую часть кладбища.
– А
