кожу торчат, лодыжка правая разворочена, а вчерашние раны все вновь открылись и кровят. Да на такое смотреть страшно, а мне его лечить надобно.
Ну, я Мякиша за лопушками послала. Они при переломах помогают и отёки снимают, сама к озерцу бросилась, рогоза набрать, чтобы шины временные сделать. Полыни по дороге прихватила, раны гнойные лечить, ну и крапиву с мятой. Куда же без них.
Пока возилась, стемнело уже. Какие уж тут цветы собирать. Только и успела силок поставить. Вдруг попадётся кто. Прову сейчас еда нужна хорошая: бульоны наваристые, мясо нежное, кашка с маслицем. Ну, мы с Мякишем остатки оленины Прову отдали, а сами перекусили, чем пришлось. Я голубики поела, Мякиш корешков себе каких-то нарыл. Он мне, правда, червяка дождевого предлагал, но я отказалась: сам кушай, сил набирайся.
На ночь мы так перед пещеркой и устроились, чтобы раны Прова не бередить. Сенца из пещеры принесли, рогожкой на случай дождя накрылись, я справа легла, чтобы хоть немного теплом своим греть, Мякиш тёплым мягким животиком к ногам Прова прижался.
А Пров угнездился так, чтобы раны поменьше болели, и вдруг попросил:
– Неугодушка, спой мне песенку, чтобы слаще спалось.
Нет, ну вот даёт! Сам сплошная рана, неизвестно до утра доживёт ли, а ему «песенку». Эх, Маремьянку бы сюда. Вот кто поёт славно.
– А я твою песню послушать хочу.
– Ну, ладно, только петь-то я не очень…
– А ты и спой «не очень».
Что же делать? Разве болезному откажешь. Запела, как могла.
«Правду люди бают или снова врут,
Будто есть на свете травка непростая,
Жар-цветком, ту травушку зовут,
И с поклоном люди собирают.
Ни красой, ни высотой не удивляет,
Скромно прячется среди камней,
Только чары навьины снимает,
Возвращает жар в сердца людей.
Муж жену нежнее обнимает,
Дети с ласками к родителям спешат,
Даже бабка с дедом вспоминают,
Те слова, что Жар-травой шуршат.»
Утром встала – вроде всё тихо. Ну, я котёл на огонь поставила, свежей крапивы заварить, а сама решила умыться по-быстрому и силок проверить. Вдруг попался кто. Хоть супчику наварим.
В силок зайчишка попался. Тощенький такой. В другое время я бы его отпустила, но тут хоть бульончику Прову сварю. А обрезки всякие дам Мякишу поглодать – всё еда.
К пещере подходим. Тихо. Неужели сегодня, наконец всё обойдётся?
АГА! Обойдётся! Как же!
Пров лежит, где и лежал. Только связанный крепко-накрепко. А каждая верёвка – с мою руку толщиной. Пров звука не издаёт, а только видно, что верёвки эти муки ему страшные приносят. А почти перед самым входом в пещерку пиявка разлеглась с хорошую корову размером. Да ладно бы просто лежала, она ведь, тварь такая, плюётся ещё. А как плюнет, так из её плевка сразу змея появляется
