тому назад, Набоков, по словам его жены, решил, что публиковать его не следует[2]. Виной тому была, по всей видимости, стихотворная форма «Трагедии», не отвечавшая тем требованиям Набокова, из которых он исходил, составляя в то время свой итоговый поэтический сборник[3]. Несмотря на такое решение, «Трагедия господина Морна» после смерти писателя все же должна была, по всей видимости, войти в девятый том собрания сочинений Набокова, которое начало издаваться в «Ардисе» в 1987 году: согласно издательскому каталогу, в нем предполагалось опубликовать «все пьесы Набокова»[4]. Этот проект осуществлен не был, однако в 1997 году «Трагедия» была напечатана в журнале «Звезда» (Санкт-Петербург) по тексту, подготовленному Сереной Витале и Эллендеей Проффер при участии Веры Набоковой[5].
Начатая, по-видимому, в Берлине в декабре 1923 года и законченная в Праге 26 января 1924 года, «Трагедия господина Морна» – самое крупное и значительное произведение Набокова до 1926 года, когда он опубликовал свой первый роман «Машенька». До «Трагедии» он сочинял преимущественно лирические стихотворения и поэмы, написал несколько коротких стихотворных драм («Скитальцы», «Смерть», «Дедушка», «Полюс») и рассказов («Слово», «Звуки», «Боги»). В феврале 1923 года Набоков сочинил большую поэму «Солнечный сон», из трагической судьбы героя которой, одаренного шахматиста Ивейна, оставленного возлюбленной Нимфаной и одиноко гибнущего вдали от дома, вырос замысел «Трагедии господина Морна»[6]. Созданная менее чем через год после «Солнечного сна», «Трагедия» превзошла все до нее написанное и по размеру, и по композиции, и по драматизму, и по стилистическому блеску.
Тем ошеломительнее видеть, – писал Геннадий Барабтарло, – что в одной из самых ранних своих вещей – собственно, в самом первом своем большом сочинении <…> Набоков обнаруживает зрелое владение всеми художественными планами <…> словесным, тематическим, композиционным, психологическим и даже метафизическим. Такой сложности не предполагалось у него до «Защиты Лужина» <…> Пьеса эта представляет собою скороходную, полноразмерную, пятиактную лирическую трагедию белым пятистопным ямбом, невероятно высокого драматического и поэтического достоинства. По чисто выразительной своей силе она гораздо выше всего, что Набоков сочинил в стихах до нее, и в смысле общей художественной ценности она превосходит и его тогдашнюю прозу <…> Непрерывный поток богатых метафор; то тут, то там вспышки свежих каламбуров и звуковых эффектов; ровное и скорое качение; отличная координация трех основных частей сюжета (дилемма Морна, мучение Гануса, лихорадка Тременса); осложнение в виде сверхъестественного ревизора (Иностранца) и всеохватывающего и всеразрешающего учения (Дандилио) – все эти и другие особенные черты и тематические линии трагедии Набоков потом перенес в свою прозу, где они развились и достигли того предела сложности и красоты, которым они знамениты[7].
Впечатляет основательность двадцатичетырехлетнего Набокова в подготовительной работе над ней: он сочинил два подробных прозаических изложения пьесы, сначала ранний вариант, затем расширенный поздний, отдельно составил психологические портреты и характеристики развития линий ведущих персонажей, причем линию самого динамичного персонажа Гануса, претерпевшего несколько метаморфоз, подробно разложил на двенадцать стадий. Он придумывает необычные «говорящие» имена для своих героев и искусно обыгрывает их в тексте: Мори – от поэтичного англ, morn (утро); Дандилио – от англ, dandelion (одуванчик) – по внешнему сходству головы седого старика с растением; имя переменчивого Гануса напоминает о двуликом Янусе и содержит анаграмму «агнус» (лат. agnus – агнец), начало церковного песнопения «Agnus Dei» (агнец божий), что отвечает его христианскому просветлению; его неверная жена Мидия вызывает в памяти жестокую Медею, жену Ясона; имя Тременс – медицинское название белой горячки (лат. delirium tremens) – скрывает многозначительную в свете его макаберной философии анаграмму «смертен» (ТРЕМЕНС – СМЕРТЕН)[8]и т. д. Набоков тщательно прослеживает мотивации героев, их эмоциональные различия, вкладывает в шекспировские монологи программные для своей литературной и жизненной позиции слова о важности живого творческого внимания к внешнему миру, к чужой душе, об истинном и мишурно-показном как в искусстве, так и в поступках.
Хотя действие «Трагедии» отнесено к вымышленному государству, она не оторвана от русского прошлого Набокова, молодого берлинского эмигранта, недавнего выпускника Кембриджа, и проникнута настроениями скорого возвращения в Россию, восстановленную и прекрасную. Эти настроения Набоков питал все первые десять лет после Октябрьской революции, они все еще довольно сильны в его следующей драме «Человек из СССР» (1926). Как заметно по его письмам к матери и по финалу поэмы «Юность» (ноябрь 1923 года), сочиненной перед самым началом работы над «Трагедией», возвращение на родину он представлял себе в романтическом свете, а саму новую Россию видел вновь царской, дворянской, православной, либерально-консервативной, то есть напоминающей Россию
Переписка Набоковых с Профферами. С. 166.
Ardis 1990 (Ann Arbor, 1990). P. 17.
Поэма опубликована в издании:
Подробнее см. нашу работу «Сократова отрава», вторая часть которой названа «Силлогизм о смертном Сократе в “Трагедии господина Морна»” и “Приглашении на казнь”»:
