было воспротивился, но бабушка рассудила верно:
– Малышке нечего есть. А у нас там соседские жёны недавно родили, не переживай, молоко найдётся. – И папа был вынужден согласиться.
Ему и самому приходилось нелегко: смотреть за целым стадом домашней скотины – тяжкий труд, где уж было найти время на Сюэр! Старшему брату нужно учиться, а старшая сестра ещё мала, поэтому выбора не было: Сюэр отдали бабушке.
Если в деревне не находилось молока, бабушка, пристроив Сюэр себе за спину, шла за ним в посёлок; если и этого не хватало, давала малышке кашу из кукурузной муки. В пять месяцев Сюэр уже ела одну только кукурузную кашу, как взрослые. Малышка Сюэр, почти не знавшая маминого молока, росла на удивление крепенькой, славненькой, её большие глаза как будто могли говорить. Малышка улыбалась всем вокруг, и от её улыбки на душе становилось тепло и сладко.
Иногда бабушка с Сюэр за спиной приходила навестить маму. Больная Цайцинь собиралась с силами, брала дочку на руки и прикидывала: да, вес прибавился. Встав с кровати, она брала лопатку, шла за дом, рыла ямки близ сливовых деревьев и высаживала там пару кустиков азалий.
Азалии потихоньку росли, а вместе с ними росла и Сюэр.
А когда вдоль дороги бурно зацвели дикие травы и пятицветные сливы, на маминых азалиях распустились чарующие яркие цветы.
К этому времени папины сливовые деревья тоже стали большие-пребольшие. Маои срывал с них сливы – и кислые, и сладкие – для Цзюаньэр и Сюэр.
Старший брат ел кукурузную кашу, старшая сестра ела кукурузную кашу, и Сюэр тоже ела кукурузную кашу. Но после жиденькой кукурузной каши Сюэр всё равно оставалась голодной.
Когда Сюэр хотелось есть, папа с братом шли в горы. В горах они собирали миртовые ягоды, дикие персики и мушмулу, а дома чистили плоды от кожуры и давали ароматную мякоть Сюэр. Но и после этого она не чувствовала сытости.
По ту сторону гор
Очередное утро прошло в трудах.
Свиноматка опоросилась, а папа как назло уехал далеко, и все домочадцы бегали как ужаленные. Дедушка и бабушка принимали роды, а старший брат с Сюэр на руках стоял у свинарника и считал. Раз-два-три… Целых восемь поросят! Один поросёнок стоил двадцать юаней, значит за восемь можно было выручить аж сто шестьдесят юаней! Бабушка так и светилась радостью.
Наглядевшись на поросят, Маои с Сюэр пошёл в коровник смотреть телят: они росли крепкими и весёлыми. А как же иначе? В любую погоду папа Хуан Чжунцзе ни свет ни заря будил Маои, и они, каждый с заплечной бамбуковой корзиной, шли косить для них свежую траву.
Маои частенько уходил с папой весь в инее, а возвращался уже с ног до головы в росе.
Коровы и телята ласково смотрели на отца и сына, на свежую травку, что те принесли, и не переставая мычали грустными и протяжными голосами. И голоса их были так же прекрасны, как и папины горные песни.
Вернувшись со склона, Маои сперва всегда давал травки самому
