Эзо первым атаковал киротийца, обрушив на него шквал панчей.
– Помнишь, да? – вздохнул Андерсон. – Пусть даже и такое случалось принимать, времена-то были хорошие.
– Предпочитаю не вспоминать. – Мюррей хлебнул эля.
– Знаю, дружище. Но я за воспоминания держусь. Кровь, пот и сломанные кости. Берешь парня в удушающий или валишь добрым кроссом. А потом лежишь, не спишь и думаешь: ну вот, ты сделал что-то важное, изменил ситуацию.
– Что, черт возьми, изменил? Какую такую ситуацию? Я никаких перемен не вижу. Наверху творится все то же самое дерьмо. – Мюррей принюхался. – И здесь все тот же запах: сырой, несвежий.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – сказал Андерсон. – Мы сражались во благо нации. За то, чтобы Эзо всегда оставался сверху.
– Я знаю, что ты имеешь в виду, и это именно то, о чем постоянно твердят политики даймё. Благо нации. Каждый год одно и то же, и так все десять лет. Давай в Глубь – за свежим гриварским мясом.
– Так, по-твоему, скаутская программа не работает? – спросил Андерсон.
Мюррей приложился к кружке:
– Мы найдем еще одного Артемиса Халберда. Так постоянно вещает этот самодовольный подонок Каллен. Поставь его в круг, он и шагу не сделает, чтоб не споткнуться, но при этом командует в Цитадели целым крылом.
– Ты никогда не встречался с глазу на глаз с командором Олбрайтом…
– Да он трус! Как он может руководить? С тем же успехом даймё могли бы назначить в Командование кого-то из своих. Гривары рождаются, чтобы сражаться. Об этом говорят тысячелетия бридинга. Мы созданы не для того, чтобы обивать углы, приторговывая по мелочи, будто какие-нибудь барыги.
– Времена изменились, дружище. – Андерсон покачал головой. – Цитадель должна держаться, в противном случае Эзо отстанет. У Кирота скаутская программа действует уже два десятка лет. Говорят, даже бесайдийцы собираются развивать нечто в этом духе.
– Они знают, что здесь, внизу, только ошметки, – перебил его Мюррей. – Дети, у которых нет ни единого шанса. И даже если бы кто-то один пробился… Что получили мы с тобой? За все те годы, что прослужили вместе? За все те жертвы…
Разговор был оборван глухим стуком распахнувшейся двери. В бар вошли трое. Гривары.
Андерсон вздохнул и положил руку на плечо Мюррея:
– Не горячись.
У первого вдоль линии подбородка тянулась, поблескивая, ниточка пирсинга. Рядом с ней темнели нанесенные на скулы флюкс-тату. Два других – похоже, близнецы, с одинаковыми, заросшими седой щетиной лицами и похожими на цветную капусту ушами, – могли бы соперничать с Мюрреем по части плотности и веса.
Тип с татуировкой моментально поймал взгляд, брошенный Мюрреем от стойки бара.
– А! Уж не самый ли самый!
С удивительной легкостью и пугающей быстротой Мюррей сорвался с места и шагнул к незнакомцу.
– Берегись! – крикнул из-за стойки Андерсон.
Широкий,
