от доктора Пауэра домой на велосипеде. Встречный ветер хлестал по лицу, а морская соль щипала глаза. Любая зимняя поездка казалась путешествием на Южный полюс, и Анджела в миллионный раз задавалась вопросом, не лучше ли перевезти мать в город. Разумеется, сырой ветер, проникавший сквозь каждую щель коттеджа, матери вреден. Разумеется, от житья в месте, которое три четверти года больше подходит для тюленей и чаек, мало пользы. Однако не нужно себе лгать: она бы переехала в город ради себя самой, ради того, чтобы у нее была хоть какая-то жизнь. Не стоит притворяться, что дело в больных костях матери. Хотя какая жизнь ждала ее в городе? Она бы устроилась в школу, имея на руках немощную старуху, если бы вообще нашла работу. Учительница, не замужем, под тридцать. Восторгаться нечем. «Хватит мечтать, Анджела, смотри на дорогу и крути педали, осталось несколько минут, худшее позади, ты уже проехала мимо расщелины в скале, откуда задувает жестокий ветер».
Впереди показался свет, лившийся из окна.
Люди называли ее дом коттеджем, потому что он только выглядел маленьким, а на самом деле был двухэтажным. Стены были покрыты побелкой, к ним примыкал аккуратный маленький садик с подстриженной живой изгородью и короткой дорожкой, ведущей к двери.
Анджела задавалась вопросом, как семья помещалась внутри, покуда был жив отец, а она, сестры и брат были детьми. Наверное, они страдали от тесноты. Ее родители спали наверху в одной комнате, три девочки – в другой, а Шон, единственный мальчик, – в третьей. Комната внизу, которую она теперь превратила в спальню для матери, раньше служила чем-то вроде гостиной. Тогда в доме не было ни книг, ни сверкающих медных украшений, ни вазочек с маленькими букетами вереска или дрока, как сейчас. Правда, в те годы их коттедж был приютом для пьяницы, несчастной усталой матери и четверых детей, полных решимости убраться оттуда как можно скорее. Могло ли найтись время на такую роскошь, как книги и цветы?
Мать сидела на стуле со встроенным судном для инвалидов, куда Анджела усадила ее перед тем, как отправиться к Пауэрам. Старушка уронила трость, а другое кресло стояло слишком далеко – матери было не на что опереться, и она не могла встать. Она не жаловалась и выглядела виноватой. Анджела опорожнила судно, налила в него дезинфицирующее средство «Деттол», принесла таз с мыльной водой и полотенце, помогла матери умыться и припудриться. Затем она накинула на маленькую склоненную голову матери фланелевую ночную рубашку, согретую на каминной решетке, и помогла старушке добраться до кровати в комнате рядом с кухней. Она протянула матери четки, стакан с водой и поставила часы так, чтобы больная могла их видеть. Анджела не поцеловала мать – поцелуи в семье были не приняты, – а вместо этого похлопала ее по сложенным рукам.
Придя на кухню, мисс О’Хара достала сочинения, которые предстояло завтра вернуть. Имя победителя не вызывало сомнений и было очевидно с самого начала, но Анджела собиралась оставить небольшой отзыв о каждой работе. Дети написали эссе в свободное время, чтобы побороться за обещанный ею приз. Она хотела подбодрить учеников зримым доказательством того, что прочитала все опусы, даже безграмотные.
Анджела
