style="font-size:15px;"> – Тамила! – резкий крик отца.
Незнакомка резко дернулась, съежилась, мигом уменьшившись. Зыркнула на Тамилу и моментально скрылась в толпе.
Отец подошел к девочке и отвел в сторону:
– Стой рядом со мной, а то мама нам даст…
Договорить он не успел, подошла мать и протянула Тамиле рожок с мороженым. Но есть почему-то уже не хотелось. Она взяла когда-то бывшее желанным лакомство и вдруг неожиданно сама для себя произнесла:
– Мам, пока вы тут стояли, меня тетя пыталась увести.
– Что? – Глаза матери расширились от ужаса. – Какая тетя?
– Ну, такая… – Секунда на раздумья. – Страшная.
Мать быстро встала и бросила отцу:
– Как ты мог от нее отойти?! Ты же сам говорил, что в порядке все будет! Где твой порядок? Куда ты смотришь?
– Да я… – начал он.
– Так всегда! Тебе плевать на нее! И на меня тоже! Что тебя вообще интересует? Да… – Она сдавленно всхлипнула и, схватив Тамилу за руку, быстро пошла вперед, проходя между людьми.
– Анна! – крикнул ей вслед отец.
Но мать только ускорила шаг и не стала его слушать. Тамила обернулась.
Никогда она не видела его таким потерянным.
Глава 3
Не все, что ты знаешь
Дрема сидела на Боровицкой башне и плела узоры снов.
С длинных темных пальцев свисали нити тьмы, прочные и шелковистые, чуть колыхались на ветру. Миг – ожили, потянулись друг к другу, сплелись в мерцающий звездной пылью узор, завязались продолговатыми узелками. Каждый из них – момент пробуждения каждого из жителей многомиллионного города.
Дрема коснулась рубиновой звезды, та ярко замерцала, просвечивая сквозь туманную плоть. А горит-то как, жарко горит, окаянная! Оттого все сны москвичей сегодня будут страстными и горячими, полными запретов и сладости.
– Шалишь? – совсем рядом прозвучал тихий голос. И не разобрать: мужской или женский, только знай себе растворяется в шуме ветра.
– И не думала, – ответила Дрема, задумчиво глядя в сторону Александровского сада. Гуляют, надо же. Не спится им ночью. Впрочем, ночи сейчас на зависть летние. Не замерзнуть, не озябнуть. А если и так, то любовь греет многих.
Собеседник устроился рядом. Подул на звезду Боровицкой башни, приглушая сияние. И вот уже огненный рубин стал кирпично-красным, под цвет стен. В поле зрения возникла рука, длинная и полупрозрачная, чуждо-нечеловеческая. Прошла сквозь узор снов, впитывая и вбирая ночную тьму и звездный свет. Легко преодолела расстояние до Храма Христа Спасителя, словно его и не было вовсе, ласково погладила купола. Те тут же загорелись неистовым золотом, ярким, живым, настоящим – не чета электрическому свету.
– Так лучше, – сказал собеседник.
Дрема пожала теневыми плечами и продолжила плести узор. У снов ведь есть душа и есть плоть. Душа, как и у людей, спрятана хорошо и надежно, ее так просто не поймать. А вот плоть можно разрушить
