день. Его нельзя понять или изменить, его невозможно остановить, лишь измерить. В четыре часа двадцать семь минут утра для меня время остановило свой привычный бег на долгие три секунды, позволившие метнуть специальный нож в глотку Сэмэя, державшего меня на мушке. Одновременно ударив двумя ногами по столу, поразившему грудную клетку Екатерины Голицыной с такой силой, что она ещё долго будет помнить этот миг, я схватил со стола мобильный Лёшки Ванина и сделал два быстрых прыжка к окну, краем уха расслышав металлический звук взводимого курка.
Человеческая особь, даже подготовленная для убийств, способна жать спусковой крючок автоматического пистолета со скоростью не более двух выстрелов в секунду. Такова физиология. Боль, хотя и ненамного, но снизит скорость движения её указательного пальца. На точность выстрела повлияет также освещение и присутствие внешних помех. А также психологическое воздействие в виде картинки умирающего Сэмэя, чьё тело сползало по стене. При этих совокупных факторах, способных помешать бойку коснуться капсюля, когда моя душа в секторе прицела её пистолета, у меня был шанс.
Третий этаж готового к сносу здания – это две секунды полёта и жёсткое приземление на обе ноги. В момент, когда я пробивал телом оконную раму, услышал два выстрела за спиной и свист пули над ухом. Ты не услышишь лишь те, что попадут в тебя. Ночь, листва растущих, под окном, деревьев и кустарника помогли мне, смягчить удар о землю. Я помню, как она умеет это делать, будучи лучшей на курсе по скоростной стрельбе. Но жажда жизни сильнее.
В проёме выбитого окна появился силуэт человека, но я уже знал, что у неё нет шансов, а Сэмэй ей уже не поможет. Сейчас время сработало на меня, за что ему огромное спасибо. Надо успеть добраться до места, чтобы хоть что-то сделать правильно. Но даже сейчас, когда мне было точно известно, кто нас всех предал, мне были непонятны её мотивы, хотя сомнения и посещали меня, но не было фактов, впрочем, для моей работы они не нужны. Главное – было уже сделано. Маячок, прикреплённый под столом, с чувствительным микрофоном начал подавать первые сигналы. Включив запись, я выждал некоторое время, чтобы иметь ясное представление, чего ожидать в ближайшее время.
Затем, чуть хромая на левую ногу под сплошным ливнем дождя, при падении подвернул лодыжку, я пошёл сквозь ночь, имея ясные цели и желания, настолько безумные, что даже самому стало страшно от этих мыслей. Время для переговоров закончилось. Карты вскрыты. Порох в пороховницах был сух. Настало время муссонов.
Середина ночи. Токио. Готано Шиида
Ночной город никогда не привлекал старого Готано, если, конечно, не требование старого друга, он ни за что бы не покинул своего убежища, где сейчас находилась его внучка, и не отправился бы на другой конец города, чтобы передать послание. Но он оставался его солдатом, поэтому выполнит приказ. Чего бы это ему ни стоило.
Мокрый асфальт отражал звёзды, и старику казалось, что он идёт в сторону западного рая. Хотя, если честно, он не верил в эти сказки монахов, но глубоко внутри себя, пытаясь найти там капельки веры,
