style="font-size:15px;"> – Что?!
Доступная для просмотра картина в глазах девчонки вдвое увеличила свою площадь.
Светлана резко вдохнула, словно собралась закричать.
– Разве не понятно? – сказал я. – Хотел привлечь к себе твое внимание.
Ход удался: Пимочкина выдохнула.
– Зачем? – спросила она.
Вновь покосилась на Нежину и ее компанию.
Белое пятно на кончике Светиного носа стало поменьше.
Пусть я теперь и выглядел не старше этой девчонки, но все же чувствовал, что разговариваю не со сверстником – с ребенком. Такого наивного взгляда не видел даже у младшего сына. При нашем разговоре в тот день мы с младшеньким говорили на равных. Он высказывал здравые мысли. Слушая его рассуждения, я вовсе не ощущал, что между нами возрастная пропасть. А вот при общении с Пимочкиной сам себе казался умудренным прожитыми годами стариком.
– Ты и правда глупая, Светлана, – сказал я. – Детские вопросы задаешь. Зачем парень хочет привлечь к себе внимание симпатичной девчонки? Неужели правда не понимаешь?
Покачал головой (надеюсь, сумел сделать это «укоризненно»).
Не стал дожидаться, пока девчонка поразмыслит над моими словами: понял, что своим откровением вогнал ее в ступор. Увидел, как порозовели выглядывавшие из-под панамы мочки девичьих ушей. Выдернул из Светиных пальцев рукав рубахи (получилось сделать это на удивление легко), смерил Пимочкину взглядом и поспешил догонять группу парней. Подумал: «Лучше уж буду слушать наивные пацанские рассуждения о жизни, чем оправдываться перед сопливыми девчонками».
Услышал за спиной:
– Сам ты… дурак, Усик!
Не обернулся.
Сбор капусты оказался на редкость скучным и однообразным делом. Во всяком случае, для меня. Мой дорожный разговор с Пимочкиной не укрылся от внимания старосты. Уже на поле Славка поинтересовался, чем я разозлил нашего комсорга. Та все еще поглядывала на меня – щурилась, будто прицеливаясь. Пришлось соврать соседу по комнате, что в автобусе перепутал ее с одной знакомой и вот теперь забодался оправдываться.
Слово «забодался» произвело на Аверина сильное впечатление. Он пару раз произнес его вслух – наслаждаясь звучанием. Потом оценивающе посмотрел на Свету. Прищелкнул языком, поправил на голове бумажную пилотку: сдвинул ее на бок. Похлопал меня по плечу, пообещал, что «как старший товарищ» придет мне на выручку. Сказал, что с радостью пободается с комсомольским вожаком вместо меня.
Походкой бывалого ловеласа староста направился к ловко подрезавшей капустные стебли Пимочкиной. Не убоялся ее большого ножа. Я мысленно благословил героя на очередной подвиг, пожелал ему избежать новых ранений. Пробормотал жалобы на то, что даже во сне (если все же сейчас спал) труд колхозника меня не привлекал. И что лишь в неправильном сне резиновые сапоги так быстро натирали на ногах мозоли.
Аверин переключил внимание с меня на Пимочкину. Я тут же в глазах студентов снова стал «Эй» – человеком-невидимкой. Никто не пытался заговорить
