style="font-size:15px;"> – Понятия не имею, друг мой! Ко мне в голову иногда приходят довольно странные вещи.
Он замер: впереди снежная буря приобрела форму воронки, на месте которой через мгновение стояла Вероника.
– Франц, – мягко произнесла она. – Пора просыпаться…
– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в аэропорту Петербурга. Просим вас пройти в главную дверь.
Франц открыл глаза. Действительно, они уже прилетели. В воображении время пролетает незаметно. Судя по тому, что на его выдвижном столике лежал пустой контейнер из-под еды и пара пустых стаканчиков, он в этом состоянии еще и умудрялся есть и пить. Франц дождался, пока все пассажиры покинут салон и затем вышел следом. Северная столица встретила его морозным ветром и неистовым снегопадом. Посильнее укутавшись в свое тонкое пальто, писатель двинулся к зданию аэропорта. Пока он стоял в очереди на таможне, его мысли были заняты тем, что он сейчас увидит. А вернее, кого увидит.
Да, Франц не сомневался, что его отец ждет в вестибюле. После того, как Александэр упомянул Белый мрак, Франц сразу все понял. Настал день, которого он ждал и боялся больше всего вот уже на протяжении пятнадцати лет. Сюжет книги его отца начинает воплощаться в реальность.
Он прошел по длинному коридору и зашел с потоком людей в вестибюль. Он сразу увидел их: группа людей в черных плащах стояла вдалеке между двумя колоннами. Неподалеку от них Франц заметил и Александэра. Значит, они добрались и до него…
Он твердым, размеренным шагом двинулся к ним. Один из людей в плащах выступил вперед и пошел ему навстречу. Годы коснулись внешности его отца, но не так сильно, как Франц того предполагал. По крайней мере, узнать его спустя пятнадцать лет не составляло труда.
Они остановились напротив друг друга. Реформатор странным взглядом смотрел на сына. На лице не дергался ни один мускул, оно словно было каменным, но глаза… зрачки мужчины будто бы дрожали, если такое вообще было возможно. По крайней мере, Францу так показалось.
– Долго я представлял себе этот момент, – произнес Реформатор, – представлял, что скажу тебе…
– И что же скажешь?
– Все мысли вылетели…
Он сделал неловкое движение телом, будто бы желая податься вперед и обнять сына. Но Франц продолжал молча стоять на месте, и Реформатор замялся.
– Я так понимаю… отцом ты меня вряд ли уже назовешь…
– Правильно понимаешь, – кивнул Франц и, пройдя мимо Реформатора, подошел к Александэру. Художник, все это время с тревогой наблюдавший за ними, сердечно ответил на объятия друга.
– Я не понимаю, что происходит, Франц… – прошептал он писателю в ухо.
– Просто сохраняй спокойствие.
Реформатор некоторое время продолжал стоять на том месте, где его оставил Франц, повернувшись спиной ко всем. Непонятно было, плачет он или же просто смотрит в никуда. Так или иначе, когда он обернулся, лицо его было невозмутимым, как
