в светлый мир! – провыл внук Гэндальфа, представившийся Иреном.
На мой взгляд, громкое обещание осыпать Ансель добром настораживало. Во всех книгах бесплатные добрые дела, щедро причиненные дарителем, приводили к плачевным последствиям. Я бы на месте горожан бросилась наутек со страшными криками, но народ глазел, благоговел и внимал с затаенным дыханием. Простаки, право слово!
– Жители Анселя, я здесь, чтобы призвать дождь! – объявил он и ударил посохом, выбив сноп голубоватых искр. Они проскакали по горячим булыжникам, прожгли подол моего опрятного платья и царапнули по голым ногам. Градус симпатии к магу понизился до отметки, на которой люди обычно не выживали.
– Сто золотых монет взял за вызов, шельма, – раздалось за спиной недовольное бормотание сплетников.
– Да-да, – прошипела тетушка почти мне на ухо. – За эти деньги он нам должен собственную реку через город пустить.
Маг оставался глух к ворчанию.
– Отступите! – грозным голосом вымолвил он и махнул посохом вокруг себя, расчищая пространство. Конец палки промелькнул практически перед носом, и я испугано отпрянула, покрепче прижав клетку со всполошенной курицей.
Наконец он начал колдовать. Ирен выписывал посохом кренделя, и в воздухе вспыхивали голубоватые всполохи, словно от размазанных в световые линии огней. На каждый пасс он выкрикивал новое резкое слово на языке, напоминавшем латынь, а потом завопил, прикрыв глаза:
– Благослови дождь иссушенную землю!
Над площадью повисла странная, напряженная тишина. Никто не шевелился – люди ждали чуда, но благословение не наступало. Солнце шпарило, как ошалелое. Небо оставалось девственно-чистым, ни одно облачко не запятнало синевы. На рынке жалобно заблеяла уморенная жарой овца.
Внук Гендальфа приоткрыл один глаз, кашлянул и снова возвел руки к небу:
– Очнись, животворящая сила!
Сила очнулась! Под восхищенные вздохи и ахи к площади стягивались дождевые тучи. Сильный ветер трепал одежды, срывал с голов шляпы и чепчики. У внука Гэндальфа развевались жиденькая бороденка и полы балахона. В загустевших тучах сверкнула настоящая молния. Сверху на разогретые булыжники сорвались тяжелые дождевые капли.
И все закончилось. Ветер утих, дождь закончился, толком не начавшись, разве что синее небо по-прежнему заслоняли свинцовые тучи, да пару раз вхолостую сверкнули молнии. Колдун огляделся по сторонам и снова потряс посохом:
– Очнись! Приди ко мне!
Неожиданно над сконфуженной площадью, погруженной в предгрозовой сумрак, пролетел истеричный женский визг:
– Старый Брок очнулся!
– Старый Брок? – заволновался народ. – Разве ж его не собирались с рассветом похоронить?
В следующую секунду толпа пришла в движение. С истеричными воплями люди кинулись в разные стороны. Я растерялась и немедленно оказалась наказанной:
