нашел фотографию Закутько.
– Не этот приезжал? – спросил он, показывая старику фото.
– Он, – кивнул старик. – И можете не переспрашивать. Точно он.
– А больше никто не приезжал? Может, зимой или осенью.
– Нет, больше никто. Я бы точно запомнил. Да и дело такое, сами понимаете. Вот кроме этого, долговязого, никто больше не спрашивал. Значит, вот какие обстоятельства открылись?
– Сергей Егорович, я вам скажу честно: если бы не этот парень, то никто бы историю с пропавшей девчонкой и не вспомнил бы. Ну или вспомнили бы еще лет через десять-двадцать.
– Слушайте, а не этот ли журналист погиб? Фотографию которого вы мне показали.
– Он, – подтвердил Крячко, не став, правда, вдаваться в подробности, что никаким журналистом Семен не был. Не стоит пока говорить старику о том, что двое молодых ребят влезли в опасную авантюру, за что и поплатились. Если сам что-то скажет или спросит, тогда, конечно.
– Я так и подумал. И кстати, сомневаюсь, что он был журналистом.
– Почему?
– Я, молодой человек, хоть и проработал всю жизнь деревенским участковым, но с прессой встречаться доводилось, и не раз. И с местной, и со столичной. У журналиста, знаете, жилка должна быть. Которая ему позволяет вопросы задавать, в том числе и неудобные, вынюхивать. А этот паренек как будто чужое задание выполнял. Да, вопросы задавал, вроде бы даже с интересом. Я уже потом, после его ухода, подумал: нет, не сильно он похож на настоящего журналиста.
Ай да Сергей Егорович, ай да молодец! Раскусил все-таки Семочку на раз-два. Вот что значит бывший мент. Пусть и не сыскарь, а простой сельский участковый, но все же. Что ж, тогда можно и рассказать Ермолаеву про суть да дело. Что Стас и исполнил.
– Вот оно, значит, как, – покачал головой старик. – Не зря говорят, что жадность людей губит. Не только в книгах, но и в жизни тоже.
– Это верно, – согласился опер.
– Значит, получается, парни нашли того, кто к исчезновению девки руку приложил?
– Скорее всего. Сейчас пока точно утверждать нельзя, сами понимаете, но очень большие подозрения, что так оно и было.
– А подозрения в большинстве случаев оправдываются. Помню, я когда еще молодой был, случилась у нас тут одна история: у колхозного председателя вскрыли сарай и вынесли инструмент. Казалось бы, ничего особенного, да и кто это сделал, тоже вроде было ясно – жил тут один карась, ранее сидевший за воровство, на него подозрение и пало. А я обратил внимание, что председатель странно себя ведет. Переживает так, будто у него дом с горой денег сперли. Я уже тогда насторожился, думаю, что-то тут не так. Пришел я тогда к этому Лешке, ну, который судимый, а тот с дикого бодуна, говорит, мол, гражданин начальник, да я не помню, как вчера домой пришел. Самогонки с приятелями упился. Мы у него в сарае под кучей хлама инструмент краденый нашли. Вот, кажется, все ясно: вот – ворюга, а вот – украденное. Инструмент-то я председателю вернул, а тот, вместо того чтобы радоваться, скис как-то, дежурно поблагодарил. Тогда я и подумал, что не зря подозрения
