достаточно громко, чтобы меня было слышно с заднего ряда:
– Перед нами иллюзия искренности.
Илья поднимает голову, лицо его достаточно хорошо освещено светом от экрана, и я распознаю в его чертах легкое замешательство и неверие, он высматривает меня среди студентов, потому что абсолютно точно узнал мой голос. Старается разглядеть задние высокие ряды, но из-за темноты это крайне проблематично. А вот я прекрасно его вижу, каждый напряженный шаг и появившуюся еле заметную резкость в движениях рук и ног.
– Продолжайте, – немного торопливо просит он, явно с нетерпением ожидая услышать знакомый голос, удостовериться в том, что он не ошибся.
Для него наша повторная встреча тоже сюрприз, он, как и я вначале пары, потрясен.
Однако мое внутреннее смятение прошло, теперь же я, как и прежде, полностью контролирую ситуацию. А то, что месяц назад я едва не порезала своего преподавателя… ну что сказать, я испугалась, что до меня домогаются, вот и защитила себя подручными средствами. Невиноватая я, так вышло. И нечего к несовершеннолетнему ребенку приставать! Ладно, пусть "ребенок" будет в кавычках, ибо ребенком еще с тринадцати лет я перестала себя считать, ибо ребенок умер во мне еще тогда.
Я не заставляю себя долго ждать и делюсь мнением:
– Будучи близкими, настолько, что дело дошло до поцелуя, и женщина, и мужчина остаются чужими друг другу. Они никогда не познают друг друга. Никогда не будут до конца искренними, не раскроют себя и свои секреты, каким бы страстным их желание быть вместе – иными словами, обладать партнером – ни было. Как самого себя человек знать своего партнера не может, кто бы что ни говорил. Они навсегда останутся лишь загадкой друг для друга, и правда им не откроется. Пусть те и верят в обратное в подсознательной надежде разгадать, вынести эту скрытую тайну на поверхность. В основе отношений лежит не чистое, открытое чувство, а взаимный интерес. В этом и заключается иллюзия искренности. Любовь есть интерес к скрытому от зрения, любовь как невозможное чувство – такова философия Рене. И да, Илья Игоревич, вы не ошибаетесь, это и правда я. Не нужно так усердно прислушиваться к моему голосу, чтобы в этом убедиться.
Он прокатывает глухое рычание в горле, отдаленно напоминающее неловкое покашливание.
– Я надеялся услышать не совсем это, но мне нравится эта трактовка. Пожалуй, на ней и остановимся… Константино д'Орацио, если не ошибаюсь? – вдруг вскидывает голову он в мою сторону, по-прежнему не видя меня в темноте.
Так он тоже читал… не ожидала.
– Он самый.
– И вы с ним согласны? Что любовь – всего лишь жадный интерес к неизведанному?
– Это не его слова, а Рене так считал.
– Да-да, разумеется, – быстро кивает он, поторапливая мой ответ. – Я оговорился. Продолжайте.
– Скажем так, в моей голове уживаются обе теории. В одной: любовь – это стремление обладать другим, фундаментом которого является обыкновенный
