style="font-size:15px;"> «Совсем сдала», – подумала Лелька, а вслух спросила:
– Ты про что?
– Я про Глашу. Я просила тебя..
– .. присмотреть. Да, Аля. Я тебе, вот, крестом клянусь…. – Леля вытащила из-под свитера маленький крестик на тусклой, медной цепочке. Крестик был очень старый, края были словно обточенные, оплывшие, как восковые свечки перед алтарем в конце службы. Алевтина расширила глаза.
– Какой он у тебя… никогда не видела…
– Я его только в дорогу надеваю. Когда очень в даль, и за руль. Оберегом. На повседневку не трачу, храню. Он не любит суеты.
– А я думала, ты мирская до мозга костей.
– Этакая насквозь приземленная?
– Ну, да.
– Ну, вот и нет.
И обе засмеялись. Леля тут же посерьезнела, подняла крестик на уровень губ, приблизила ко рту, так, чтобы дыхание его касалось.
– Я тебе обещаю, – сказала она тихо и глухо. – Я обещаю тебе смотреть за Глашей, за рабой Божией Глафирой, и прийти ей на помощь, когда она попросит, или когда Боженька позовет. Клянусь в том.
И легко поцеловала – сначала крест, потом Алевтину.
Обняла крепко, сдернула с плечиков шубу, подхватила сумку, и шагнула в открывшуюся перед ней дверь.
Алевтина погасила свет в коридоре, зашла в комнату рядом с кухней, включила маленький ночничок, встала у окна и смотрела, как Леля отъезжает. Помахала рукой – она не увидит, конечно, но на душе легче, попрощалась, и потом долго сидела у окна.
Скоро уже невозможно будет скрывать от родственников правду. Начнется химиотерапия, полезут волосы, скоро все полезет наружу. Как бы ни швырялась она, Аля, громкими словами, о том, что легла бы костьми, спасая Глашу, чтобы вернуть ее на путь истинный – это были только слова. Сделать то, что она говорила, означало наложить на себя руки. А с этим пока не были готовы согласиться ни она, ни Глаша.
4. ЛЕЛЯ, ЗОЯ, ГЛАША. ТРЕУГОЛЬНИК БУДУЩЕГО
Заснеженный проспект, плавно переходивший в безымянный выезд на трассу, что огибала город, отходя от линии залива и возвращаясь к ней, был под завязку забит машинами. До того места, где от широкой асфальтовой ленты начиналась другая, поплоше и поуже, и приводила чуть ли не прямо к воротам их загородного дома – до этого места было еще далеко. Пока что вокруг Лели был ад – коллапс, паралич, а на часах стрелки уже летели к полуночи. И это она, Леля, еще даже до трассы не доехала, до нее и в свободном-то режиме нужно было бы минут сорок еще катить, а тут…. Тут – она подозревала – выйдет часа полтора, а то и два. Ей надо было, конечно, либо уезжать раньше, либо надо было остаться – но теперь все эти рассуждения были ни к чему. Теперь – она застряла, и до дома доедет, в лучшем случае, завтра ввечеру. Потому что на свою трассу, по прямой, она встанет теперь уже не раньше половины третьего. Леля любила ездить по ночам, но при этом всегда старалась подгадать так, чтобы предрассветные часы – самые муторные и опасные –
