этой радикальной позиции существует лишь концептуальная модель или модели. Нет ничего, кроме рассказываемых нами историй и рисуемых нами картин. То, что мы называем существованием объектов, является всего лишь чем-то, фигурирующим в истории; а то, что мы называем истиной, в которой убеждены, – всего лишь различные элементы истории, сложенные вместе или согласующиеся друг с другом.
Такая более радикальная версия теории концептуальных схем является разновидностью того, что получило имя идеализма. Это позиция, которую очень сложно последовательно сформулировать. Если мы считаем, что не существует ничего, кроме сочиняемых людьми историй, то что сказать о людях, которые, предположительно, их сочиняют? Если они на самом деле существуют и сочиняют, то в мире существует что-то помимо сочиняемых ими историй, и в этом случае «существовать» означает нечто большее, чем быть героем истории. Если, с другой стороны, мы, люди, являемся всего лишь героями историй, то существуют ли на самом деле рассказываемые истории или это просто еще одна история о сочинении всех этих историй? И не является ли сама эта новая история (история о том, как рассказываются первоначальные истории) всего лишь еще одной историей?
Как я сказал, не все сторонники теории концептуальных схем разделяют радикальную позицию, о которой только что шла речь. Но даже те из них, кто допускает, что идея предмета, существующего независимо от концептуальной схемы, является логически непротиворечивой, не согласятся с тем, что какие-либо подобные предметы, которые могут на самом деле существовать, способны стать объектами метафизического исследования. Они будут настаивать, что все подобные предметы постигаются лишь посредством концептуальных структур, используемых в наших о них представлениях. Эти структуры образуют своего рода экран, закрывающий нам доступ к вещам как они есть. Следовательно, даже умеренный сторонник теории концептуальных схем станет отрицать возможность того, что хочет осуществить метафизик-традиционалист, – обретения знания о подлинной структуре реальности. Он скажет, что если бы существовал проект, отличающийся той универсальностью, систематичностью и логической непротиворечивостью, которой философы желают наделить метафизику, то этот проект свелся бы лишь к описанию наиболее общих структур нашей концептуальной схемы или схем.
Как отреагировали бы метафизики-традиционалисты на эти неокантианские представления? Вероятнее всего, они сказали бы, что если сторонник теории концептуальных схем прав, отрицая, что мир как он есть может быть объектом серьезного философского исследования, то он ошибается в том, что таким объектом может быть концептуальная схема. Главной посылкой аргумента сторонников теории концептуальных схем против традиционной метафизики является утверждение, что применение концептуальных структур при репрезентации вещей мешает нам по-настоящему получить к этим вещам доступ. Но в ответ приверженцы традиционной
