обойдётся, Бог не допустит…
Что обойдётся и чего не допустит Господь, Аня не предполагала, но упорно повторяла одну и ту же фразу до тех пор, пока не услышала звяканье дверной щеколды. Ей показалась, что прошла целая вечность, прежде чем управляющий с женой под руки ввели в избу Степана. Тяжело опустившись на подставленный хозяином стул, конюх нашёл глазами Аню и протянул к ней руки с вздувшимися буграми чёрных жил:
– Барышня, Анна Ивановна, беда.
Слова с трудом вылетали из его губ, прерываемые хриплым, с посвистом дыханием. Аня почувствовала озноб от напряжения, но это странным образом придало ей сил, и она нетерпеливо топнула ногой:
– Степан, не томи, что?
Вытерев рукой кровавый рот, Семён с трудом прохрипел на одной ноте:
– Пожар. Дом выгорел, конюшня, сарай… Анисья спаслась и Матрёна с детьми…
Сглотнув ком в горле, Аня скорее всхлипнула, чем проговорила:
– А тятя?
Не отвечая на её вопрос, Степан понурил голову, сдвинул плечи. Пол под Аниными ногами зыбко качнулся. Она крепче вцепилась пальцами в столешницу, напрягла все силы и требовательно повторила:
– Тятя жив?
– Не знаю, – Степан глубоко вдохнул, поднял голову и, захлёбываясь словами, зачастил, словно боялся, что его остановят: – Вспыхнуло ночью в кабинете Ивана Егоровича. Я на конюшне спал, лошади заржали, разбудили. Выскочил – всё пылает. Аксинья на порог выбежала, кричит: «Спасите! Помогите!» На улице в набат ударили. Народ набежал, вёдрами воду льют, а дом полыхает, как заговорённый…
В два шага подскочив к Степану, Аня рухнула перед ним на колени, схватив за грудки:
– Батюшка? Что с ним?
– Иван Егорович баб и ребятишек спасал: Матрёну с кухни вывел, мальцов её через плечо на себе повытаскал, а опосля Проклу бегал искал. Не нашёл. Его балкой по голове стукнуло. Не знаю, выживет ли.
Вскочив на ноги, Аня кинулась к двери:
– Сысой Маркелович, запрягай!
– Барышня, куда в рубахе-то? – заголосила Лукерья, но Мариша уже несла Ане скомканное в кучу платье, на ходу застёгивая на себе косо надетую юбку.
– Да, да. Едем.
Мигом взнуздав лошадь, Сысой Маркелович взлетел на кóзлы и, не дожидаясь пока все рассядутся, тронул вожжи:
– Пошла!
Найдя глазами крест Дроновской церкви, Аня трижды перекрестилась:
– Господи, не лиши своего заступления!
Пять вёрст до Ельска тянулись нескончаемой лентой, плутая через возвышенности. Временами Ане казалась, что её сердце не выдержит этого долгого пути в неизвестность и разлетится в клочья. Её душа рвалась на пожарище, к батюшке.
Ну почему её не было дома? Она бы не допустила трагедии, заметила огонь, погасила, залила водой… Сама выводила бы людей из пламени. А тятя? Если жив, то ему сейчас больно, плохо, кто поможет, оботрёт раны, утешит, напоит водой? Кто сейчас сидит рядом с ним, держа его за
