что ничего в этом мире не дается даром. Преодолев несколько склонов и один сплошной спуск, длинной в небесный свод, Иви ощущает, как силы покидают ее тело в тщетных попытках бороться со стужей. Временами блондинке кажется, что ее голова становится ватной, а мозг растекается, как яйцо, скорлупу которого случайно ударили о край стола. Это сказывается гипоксия, лишающая органы жизненно-важного источника питания. Но тяжелее всего дается не спадающий мороз. Выросшая в климате влажного Мэна, Ивейн привыкла к умеренному морозу, но зима ни в одном из штатов США не сравнится с тем вечным хладом, который правит на землях Саарге.
Ноги проваливаются в белое месиво по щиколотку. Иногда глубина доходит и до колена. Тогда девушке приходится просить помощи у Калеба. Поддерживать разговор с Кэт становится все сложнее, в особенности из-за разряженного воздуха, который упрямо не хочет задерживаться в легких. Ветер словно выдувает из него весь кислород, оставляя соединение азота, гелия и углекислого газа – ценные для атмосферы, но губительное для человеческого организма.
Подав знак остальным, Ивейн устало усаживается на камень. Перед глазами проплывает светлое пятно, и она беспокойно моргает, полагая, что у нее начались галлюцинации, но это всего лишь воспоминание, плывшее из далекого, позабытого детства. «Папа и мама», – вдруг понимает она, распознав в белой кляксе знакомые черты. Это их кожа, веснушки, морщинки у уголков рта, их лица, искаженные необузданным гневом. В тот вечер их ссору можно было услышать даже с домика на дереве. Девочка никогда не слышала, чтоб они так сердились. Это был день, когда Эвэлэнс подарила Иви огниво, а после измазала все зеркала в доме раскаленным маслом и разрисовала стены ее комнаты колдовскими рунами, остаточно доказав наличие проблемы, которую глава семьи, Кристофер Мёрси, искусно игнорировал. Пока не настало время применить меры. Правда, у отца Ивейн был свой подход.
Убедившись в невменяемости супруги, он не отправил ее в психиатрическую лечебницу, как поступил бы каждый уважающий себя и жену человек, а запер ее в спальне, предварительно заколотив все окна. Кровать, комод, шкаф и пара дюжин книг на висящей над письменным столом полке: вот все, что было в распоряжении мамы до конца ее дней. Он также притащил в комнату телевизор с гостиной, но в порыве гнева Эвэлэнс разбила экран вдребезги. Папа проделал в дверном полотне небольшое отверстие, напоминающее отверстие для почты, в которое тот просовывал тарелки с едой, а поздно вечером забирал то, что скопилось за день.
Со временем Кристофер выработал свои привычки и распорядок дня. Подъем – пять тридцать. Душ, готовка еды, пробежка – до семи утра. Завтрак мамы – восемь тридцать. Обед и ужин соответственно в двенадцать тридцать и восемнадцать ноль-ноль. Дверь запиралась на семь замков, ключи от которых мужчина всегда носил на шее, а Иви строго настрого запрещалось подходить к дверному проему ближе, чем на метр. Отец всегда говорил, что это не заключение, а лечение. Мол, это гуманнее, чем привязывать пациента к кровати и фаршировать таблетками. Что
