он не мог взять в толк: как же так?!! И сдавался на милость ее победительности: ты права. Она не придавала значения его словам, ей это ничего не стоило… Как дышать. Он же теперь стал прислушиваться и рассказывал и рассказывал… Ее почти никогда не интересовало то, о чем он так страстно рассказывал, и ему казалось, что все это она давно знает, а она слушала только, как звучат его слова. Как? Прислушивалась… И если вдруг обнаруживала толику фальши – спуску не давала. Тут уж… Ох, как горели ее эти самые чуть восточные глазики, как сверкали ее сахарные зубики… Ух!.. А руки, да, та самая сладкая и так нежно-ласковая лоза ее рук, превращалась в розги… Так ему казалось. Хотя он до сих пор и не испытал этой сладости.
К началу лета он уже выписал образ главного героя, доверившись своей интуиции, и она, читая рукопись, однажды его похвалила (мне нра!..).
Он носился! Он знал уже ей цену – алмаз стека ваятеля! Поэтому и ходил с гордо задранной головой. Перед всеми. Перед ней же – дрожал. Не показывая, конечно, виду, что напуган Ее Режиссерским Высочеством. Оказалось, Она (он даже думал о Ней с большой буквы!) не только знакома с законами жанра (фантастическая реальность), она эти законы сама пишет – сказано: Режиссер!
– Только вот твоя пуговица…
Ей не нравилось, как герой пришивает какую-то там пуговицу в тот момент, когда тут вот в тартарары летит собственная его судьба.
– Это как… лаптем щи хлебать.
И правда! Он соглашался.
Ее раздражало не только, как герой пришивает эту пресловутую пуговицу, но и то, как он беден был в выборе белого:
– Сколько всего белого в мире! На каждом шагу: молоко молодой кобылицы, распустившаяся лилия, отрезок Луны, проснувшийся ландыш, младенческий сон, ствол юной березы, молочное мороженное, лебединая шея, подснежники белые вдвойне, потому что они из-под снега, жемчуг, есть снежные кораллы, океанские ослепительно белые раковины, мякоть облаков.. хоть взлети на небо, хоть нырни в океаны… Наконец, снега Килиманджаро!!! Вы были в горах?..
Он не мог тогда закрыть себе рот от удивления: столько белого! А и в самом деле… Ему мир казался причесанным под одну гребенку – серым-серым… Потом Она, как та хрустальная призма, разложила это белое сокровище на все цвета радуги, и потом каждый цвет еще на сто тысяч оттенков (кажется, да Винчи называл их sfumato), и каждый оттенок еще на семь тысяч семьсот семьдесят шесть (7776) … Он удивлялся: почему же не 7777? Не хватило всего какого-то там перламутра. Или бледно-розового (как шеи фламинго). Или сердолика, а может, сапфира?.. Одного-то всего! А может быть, она так задумала? Чтобы было куда потом еще развернуться?
– Ладно, оставлю и для Вас немного…
Она сделала ему одолжение. Он сказал: «Спасибо».
Потом он скажет, что в мире нет ничего белее ее теплых крыльев, белых, скажет он, как одежды Иисуса. И теплых – как Лоно Марии.
И что он так мечтал еще хоть немного (а лучше – всегда!) находиться под покровительством «Ваших надежных и крепких крыльев…».
– Вы же
