не говори, что ты не мучился угрызениями совести!
– Я всегда готовил себя делать добро.
– И поэтому ты так жесток!
– Не более чем племя твоих сослуживцев, умертвляющих стада экспериментальных животных ради познания какой-то надуманной истины. Чушь собачья! Нельзя познать человека через петуха или крысу, экстраполяция результатов на человека – бред сивой кобылы! Марш Мендельсона или корзина роз по-разному воспринимаются годовалым бычком и невестой.
– Возможно, – согласился я, – но, знаешь, твое, так сказать, творчество киллера…
– Ты не поверишь, – перебил он меня, – но это такой креатив!
– Разве?
Он не ответил.
– Но люди достойны лучшей участи, – сказал я, – и отстреливать их, как бродячих собак…
Он только хмыкнул и ничего не сказал. Затем:
– Тогда живи себе и дальше в стране самодовольных уродов и деланных святош. Можешь и дальше холить и пестовать своих кретинов.
Я продолжал наступать.
– Но люди в большинстве своем добрые, и тупо отстреливать…
– Я не боюсь добрых людей, – сказал тогда Юра, – и всегда был справедливым.
Он был готов еще что-то сказать, но раздумывал. Затем все-таки произнес:
– И мне, повторяю, не нужен отстрел, как акт развлечения, как охота, мне нужна смерть как явление. Для ее изучения я отбираю людей, что похуже.
Его не смущало такое, на мой взгляд, довольно циничное отношение к жизни других.
– Но как можно знать, кто лучше, кто хуже?
– Я – знаю. И еще никогда не ошибся в выборе.
Юра сделал глубокий вдох и затем, глядя мне в глаза, на едином выдохе, чеканя каждое слово, произнес:
– Я вижу всюду заговор богачей, ищущих своей собственной выгоды под именем и предлогом – «для общего блага».
Он по-прежнему смотрел на меня гипнотизирующим взглядом змеи, в ожидании моей реакции на сказанное. Я молчал.
– Это Томас Мор. По-моему, прекрасная формула для оправдания любых телодвижений сытых и жирных, не так ли? Однажды наступил поворотный момент в моей жизни, и тогда я легко смирился…
– Оставим этот спор на потом, – сказал я.
– Какой же тут спор, – сказал он, – правда жизни. И тут уже дело совсем не в деньгах…
Он замолчал, затем:
– Как раз ДНК и является для меня той дичью, которую я уже на протяжении стольких лет выслеживаю.
– У тебя просто нет сердца!
– К счастью, зло имеет свои границы.
Так прошла эта ночь. Жуткая. Ледяная. Полная потного страха.
Глава 5
Я его не узнавал. Таким Юра никогда не был. Каким? – спросил я себя, и ответил: бездушно жестоким! И, пожалуй, ханжой, а заодно и циником. Если ты так легко отбираешь жизни, то мораль всегда найдет себе оправдание в выборе выражений: ты не только жесток
