Если надо, я надеваю свои очки и вижу их даже на телеэкране.
– Это ново!
– Кnow how.
– И можно, лишь глядя на телеэкран, убить человека?.. – спросил я.
– И нельзя предъявить обвинение! – сказал он. – Смерть приписывают магнитным бурям, чрезмерной активности солнца или полной луне, а то и параду планет.
Это был рассказ человека, не знавшего сомнений.
Юра был похож на сказочника, решившего меня радовать и развлекать. И я заглотил брошенный мне крючок.
– Но его, твою знаменитость, можно было и оживить?
– Как Лазаря.
Для меня это было откровением. Юра в роли Иисуса мне не был знаком. Я смотрел на него, как на Бога, а он всецело находился во власти собственного величия. Да, это было величественно, и спорить с этим не имело никакого смысла. В этом было его счастье! Не понимаю, зачем я задал совсем дурацкий вопрос:
– И ты потом многократно это проверил?
– Что?
– Что мог оживить?
Юра не ответил, считая мой вопрос некорректным. Он увидел мое замешательство, и мне показалось, что глаза его даже за темными стеклами очков победительно засияли. Было ясно, что он вернул себе положение чудотворца.
– Слушай, а зачем тебе все это? – спросил я.
Он расхохотался мне в глаза. А потом произнес спокойно:
– Я так юн и еще так любопытен!
За окном послышались крики, затем смех. Когда стало тихо, я сказал:
– Ты, наверное, очень одинок.
– Только среди людей.
Так мог утверждать только тот, кто считал себя единственной и последней инстанцией в вопросах жизни и смерти. Мир людей, по всей видимости, стал для него обузой. У меня появились веские основания утверждать это.
– Сегодня, – сказал я, – один уже в поле не воин. Нужен крепкий кулак, команда…
– Рабов…
– Нет, – возразил я, – не рабов, а единомышленников, если хочешь – друзей.
Пришла в голову мысль, что он начисто лишен чувства человеколюбия. И у меня пропало желание отстаивать вескость своих подозрений.
– Как только ты окружаешь себя рабами, тут же сам лишаешься свободы.
С этим я не мог не согласиться.
– У тебя нимб, как у Иисуса Христа.
– Да, – сказал он просто, – я как раз помолился.
Я остановился, взял его за рукав и посмотрел на него.
– Да, – сказал он еще раз и кивнул головой. – Это ничего не значит. Мы меняемся к лучшему, и бывают мгновения, когда ты свят, как Иисус, но лишь мгновения. Большей же частью мы язычники, дикари, и поэтому наша аура напоминает зубчатое колесо, шестеренку, с выбитыми жизнью зубами. Дефект или дефицит… В медицине это назвали бы дефектом ткани? Задача состоит в том, чтобы постоянно избавляться от этих дефектов, лечить их, заполняя пробоины зла
