Ружьё тоже странное. Это зверёк. Это маленький и злобный зверёк, с большими, очень близко поставленными глазами, который внезапно выбрался из Буржуя и теперь примеряется прыгнуть на тебя. Ты хочешь от него заранее увернуться, но не в силах пошевелиться. Ты чувствуешь, что Валька на тебя смотрит, ты чувствуешь, как он пристально смотрит на твоё лицо, но видишь только его пухлый палец, который всё сильнее напрягается, давя на первый спусковой крючок. Становится тоскливо. Поочередно он спускает оба курка, те громко стукают по бойкам, в стволах дважды чивкают одинокие капсюли. Патроны не набиты. В гильзы вставлены только капсюли, и это всё.
Потом ты выгребешь у Вальки все оставшиеся капсюли, высыплешь их себе в карман и по дороге домой зайдёшь в сруб дома-новостройки. Полы там ещё не настелены, на лаги брошена только пара досок. Ты садишься на одну из досок и начинаешь тупо переводить капсюли. Они типа «центробой» – маленькие латунные стаканчики с гремучей ртутью на дне. Ты кладешь их на доску в ряд. Потом запускаешь руку в ранец, достаешь пенал, а из него перьевую ручку. Затем на самом дне ранца нащупываешь холодную недоеденную булку и выковыриваешь из неё мякиш. Слегка послюнив, ты наминаешь мякиш потуже, как можно туже, как для рыбалки, затем отрываешь один кусочек и скатываешь шарик, ровно такой, чтобы насадить на крючок, потом вдавливаешь шарик в капсюль. В этот мякиш ты втыкаешь перо, берёшь ручку за её верхний конец и поднимаешь до уровня глаз. Остаётся лишь разжать пальцы. Ручка падает вертикально, перо бьёт по донцу капсюля, ртуть взрывается, раздаётся «чивк», из-под хлеба выскакивает белый огонь, и такой же белый дымок поднимается по перу вверх. Потом всё повторяется.
Конечно, это нехорошо. Нехорошо стрелять капсюли одному. Это так же нехорошо, что щёлкать одному семечки или грызть кедровые орешки. Но ты всё равно сидишь и стреляешь. Капсюли чивкают один за другим. Меньше всего тебе хочется во всём винить Тобика. Тобик – сын Тундры, собаки дяди Серёжи, охотника. Дядя Серёжа водит лесовоз и водит его очень хорошо, в любом состоянии, а вот охотник он больше так, для красы. Каждое лето на передней стене его сарая вывешивается новая медвежья шкура. Мездрой наружу. Сушится. Но, правда, шкура большая. Она настолько большая, что нижняя правая лапа заходит на дверь и сухо заламывается, когда эту дверь открывают. Линия сгиба уже обозначилась белой полосой. Но дядю Сережу как будто это не волнует. Будто ему даже интересно, когда эта лапа отвалится. Тебе тоже интересно. Тогда ты эту лапу утащишь.
Тобик – твой друг. Он друг целой улицы, но только ты воспитывал его ещё «со щенка». Ты баловал его, ты давал ему облизывать фантики от конфет. Учил находить и откапывать луговую репку, но он, правда, больше ел свою траву – сильно чавкая и высоко открывая рот. Травинки плотно приклеивались к его нёбу, длинному и ребристому, как стиральная доска. Их нужно было отдирать ногтем. Он громко лаял, когда ты бродил по реке
