с углублением посередине. Гильом ле Муи поднёс факел, и Джейн увидела над плитой перевёрнутый крест в пентаграмме. Пентаграмму по кругу обвивала надпись: «Быть над всем и быть над всеми. Быть выше бога, быть умнее дьявола. Творить то, что хочу, владеть тем, что вижу. Я есть суть и жизнь. Я – Бог». В неверном свете факела Джейн рассмотрела на каменной плите изображение человека с козлиной головой и ногами, и нереально большой член, упирающийся в углубление, из которого выходил жёлоб, заканчивавшийся вместе с плитой. Под тем местом, где жёлоб заканчивался, стояла чаша.
Безо всяких объяснений Бертран сорвал с Джейн одежду. Гильом ле Муи одним движением разорвал крепкий корсет и кринолин. Джейн осталась стоять совершенно обнажённая. Гильом ле Муи подхватил её и бросил на плиту. Джейн закрыла глаза. Очевидно, она всё же потеряла сознание, ибо то, что случилось позже, забыть было просто невозможно.
Уложив Джейн над углублением в плите, Бертран со всего размаху всадил в её нежное лоно свой гигантский член. Кровь брызнула во все стороны, и большая её часть попала в углубление и по жёлобу стекла в чашу. Пока он продолжал содрогаться над неподвижной девушкой, полная чаша обошла всех, даже прибитой к кресту Бьянке вымазали губы. То, что осталось в чаше, залпом выпила Франсуаза и подставила чашу снова под жёлоб, ловя тоненькую струйку. Губы самой Джейн Бертран вымазал своим членом, который, отдохнув, снова требовал своего. Бьянка, Аннетт, Леон, Анри, Шарль, Франсуаза – никого он не обошёл своим вниманием. Пока его дядюшка пристраивался к нему сзади, Аннетт с наслаждением обсасывала его соски и груди. Потом Бертран снова кинулся к Джейн. Жак, член которого уже не мог работать сам, вылизывал женское лоно Бертрана, чем мешал ему заниматься с Джейн. Наконец, Бертран, рассвирепев, пнул его ногой в лицо, и Жак отлетел в другой конец комнаты, где Франсуаза и Аннет в это время занимались Пьером и Луисом, которые в свою очередь были заняты Матильдой: один теребил и вылизывал её клитор, другой мял и покусывал её соски.
Партнёры сменяли друг друга до тех пор, пока все не устали.
– Теперь ужин, – провозгласил Бертран. – Ужин в честь дня Сатаны. Шестое июня ещё не закончилось. Жертва не принесена.
Гильом ле Муи подошёл к Бьянке.
– Ну что, дочка, знаешь ведь, что тебя ждёт. Повторяй за мной: «Отче наш, бывший на небесах…»
– Нет, папочка, – прервала его Бьянка. – Хоть ты и они получите моё тело, вам не взять моей души. Отче наш, сущий на небесах… – начала она громко. Гильом ле Муи поморщился.
– Мы не демоны и не демонические сущности. Нас святой водой и молитвой не убьёшь. Мы просто люди. И такими, какие ты отвергаешь, нас создал твой бог. Ведь ты веришь в это? Говори, что хочешь, молись хоть Магомету, твоя судьба предрешена.
Он подобрал с пола нож, который бросила Аннетт после приступа Шарля, и со всего размаха всадил в живот Бьянке. Распоров её снизу до верху, он повернулся
