меня, а затем заплакала вместе со мной. Я рыдала, задыхалась, все мое тело дрожало.
Мою маму, невысокую, с рыжими волосами и красивой улыбкой, прозвали Фред – сокращение от Фреды. Она была замечательной мамой.
– Нам придется поговорить об этом, Рути.
Я кивнула. Она насухо вытерла меня, помогла одеться, а затем причесала мои волосы.
– Все будет хорошо. Обязательно будет. Давай просто переживем сегодняшний день.
Многие годы спустя мама рассказала мне, что ей было необходимо время, чтобы подготовить папу. Она переживала, что он «выстроит ублюдков в ряд и пристрелит их».
В понедельник мама отвела меня к доктору Маккуину в Рэнферли. После осмотра он поговорил с мамой наедине, а я сидела с медсестрой в приемной. Я была уверена, что мы потом поедем в полицейский участок, но этого не произошло.
Папа почти не разговаривал со мной после изнасилования. Он был тихим и подавленным. Я всегда помнила, что каждое утро мы слышали, как он поет и насвистывает, работая в примыкающей к нашему дому мясной лавке. После того, что со мной произошло, он перестал петь и насвистывать. Дома стало тихо.
Я вернулась на работу. К тому моменту я уже была первым поваром и кормила сотрудников и пациентов всей больницы.
Примерно неделю спустя мама сказала мне, что папа встретился с отцом Уоррена и что они все «уладили». Полиция не будет вмешиваться. Я так и не узнала, что именно там произошло и обсуждалось, но ужасающей правдой оказался факт: отец Уоррена дал моему папе 50 фунтов, которые потом передали мне. Хрустящая бумажка ничего не решала, а лишь поднимала острые и оскорбительные вопросы. Такова была цена изнасилования? Или моего молчания? Я была в ярости, и эту ярость я носила в себе долгие годы.
У меня два месяца не было месячных, и я поняла, что беременна. Когда мы с мамой сказали отцу, он ушел из дома, пошел в отель «Эншент-Бритон» и напился. Аборт не обсуждался. До декабря я должна была продолжать работать – все это оказалось тяжелой, выматывающей, многочасовой ответственностью для беременной.
Никто, кроме членов семьи, не знал, что я беременна. В то время юных будущих матерей отправляли рожать в другую часть страны, а потом они возвращались как ни в чем не бывало. Простым и очевидным решением было усыновление/удочерение: младенцев забирали у матерей сразу после рождения, мотивируя это тем, что мать психически выздоровеет быстрее, если никогда не увидит своего ребенка.
В январе мне предстояло поехать в Веллингтон, потому что я уже не могла скрывать свой растущий живот. Я на поезде приехала в Литтелтон, а потом пересела на межостровной паром, который через пролив Кука привез меня в столицу, где я жила с тетей Джойс и дядей Биллом.
Им передали красную банкноту – 50 фунтов. Я до сих пор считаю, что это кровавые деньги.
Мой сын родился 10 апреля 1964 года. Мне так и не позволили его увидеть.
Четыре года спустя, 10 апреля 1968 года, паром «Вахине», следовавший из Литтелтона в Веллингтон, налетел на
