рожок. Украсил его, не замысловатой резьбой, получилось, очень, даже красиво и удобно играть. Сейчас, он сидел на бугорке и играл, какую-то лирическую мелодию. Музыка, порою переходила в воинственный марш и возвращалась обратно к нотам певучим и растянутым. Так, меняя темпы, он играл для неё, сидя на своём возвышении. В вышине, под самыми сводами высоченной сосны мелодия звучала торжественно, а в самой, наивысшей точке своего полёта, звучание было величаво на столько, что Идэн хотелось затормозить – остановить время – остановить своё пребывание в этом пике и наслаждаться и наслаждаться этими звуками. Находясь в таком состоянии, она отчётливо видела и верила, в уготованную ей с Аустом прямую дорогу и идти, по этому пути, они будут вмести твёрдым шагом. Она верила, что в их создающихся отношениях заложена, такая безмятежная, безукоризненная и ясная уверенность. Уверенность крепкой, дружной семьи, с приятной сытостью, с всеобщим удовольствием и достатком и само собой разумеется любовью и любованием друг другом. От всего этого нахлынувшего счастья ей хотелось плакать. С Хальвом у неё, таких ощущений не возникало. Хотя, знала она его – уйму лет. И, как ей казалось – досконально, но, чувство туманной дымки не покидали её, на протяжении всего времени их общения. Может, поэтому, она, так – довольно-таки безболезненно – пережила его обман и расставание. Нет! Она любила Хальва, иначе не были, бы пролиты, те реки слез. Не было бы тех бессонных ночей, проведённых в проёме чердачного, слухового окна. Но, сейчас, ей казалось это – чем-то далёким и даже происходившее не с ней.
– Да, – трезво рассудила она. – Любовь к Хальву была у неё первой, а первая любовь – это, что-то наподобие ветряной оспы – болеют в детстве, однако шрамы остаются на всю жизнь. У неё этих шрамов не было – должно быть, правило ветрянки в её случае действовало безукоризненно – «чем раньше переболеешь – тем меньше шрамы» или же лекарь попался правильный и его чудо-концентрированная зелёнка сделала своё дело, не оставив следов. По крайней мере, она чувствовала, что любовь к Хальву – не оставила – ни на её теле, ни на её сердце – ни каких последствий. Хальв был хорош, иначе бы она не полюбила его, но в нём не было – того решительного – «НЕТ», каким обладал Ауст. Хальв был ведомый, нежели этот загорелый и ладно слаженный корабел с харизмой явного северянина.
Бедность княжеского двора понудила Ирвинга Старшего породниться с богатым бондом Филиппом. Не в состоянии противиться отцу Хальв женился на старой деве и отбыл со своею женою в отведённый отцом удел, негодуя на свою слабость. Отведённый отцом удел оказался заброшенной заимкой в горах, да и сам отъезд больше напоминал бегство. Бегство от всех и от самого себя. В первую очередь Хальв Ирвинг бежал от стыда своего неудачного супружества. Не такой он представлял свою семейную жизнь. Прозябая в лесной глуши, среди бочонков браги и пива, он время от времени думал об Идэн – рассуждая, «как бы
