увидел сад, залитый светом, солнце в зените, услышал голоса во дворе, звон топора, пилы.
– А что? – сказал. – Славно!.. Ну, чем будем заниматься, Кибальчич?
– Отдыхать, разумеется.
– Отдыхать? Гм… Что ж, давайте отдохнем.
За обедом ЭнТэ тоже был весел, а получив обильную порцию жаркого, тотчас взялся рассуждать о калористических исследованиях Франкланда, по которым картофель развивает в два с половиной раза живой силы больше, чем капуста, а говядина без жиру на сто единиц превосходит телятину. Рассуждения, конечно же, адресовались Марии, однако не заинтересовали ее. За столом она держалась так же строго, как при знакомстве.
– Интересная женщина, – заметил ЭнТэ. – А еще интереснее взглянуть на вашего братца. Думаю, они достойны друг друга вполне.
Окраска замечания была неясной, и Кибальчич не возразил ему.
После обеда они прошли через сад, запущенный и одичавший, до которого еще не дошли хлопоты Марии, к реке, к тому обрывистому берегу, где обычно купался Кибальчич. Легли в густую траву, и ЭнТэ крепко сомкнул белые густые ресницы, подставив солнцу лицо, а Кибальчич поглядывал на него. Что за человек? Случайны встреча и сближение с ним или не случайны? Давно мечтал иметь друга – вовсе не обязательно во всем согласного с ним. Напротив, так много накопилось вопросов в душе, что лучше – несогласного.
– Ну, – ЭнТэ разомкнул ресницы, – рассказывайте, чем вы занимались здесь месяц?
– Физкультурой, книгами… – неуверенно ответил Кибальчич. – Плотничал немного… Вот, п-пожалуй, и все.
– Понятно. Значит, занимались собой. Зачем вы приехали сюда, Кибальчич?
Кибальчич, привыкая к его манере вести разговор, усмехнулся, пожал плечами.
– Или вы так наивны? Объяснитесь, я плохо понимаю вас.
– А вы? – осторожно спросил он. – Зачем?
– У вас уже есть возражения?
– Нет, но… т-таков вопрос, что… – Замолчал. Опасался обидеть этого непонятного пока человека.
– Сколько вам лет, Кибальчич?
– Двадцать один год.
– Вы не так молоды для таких вопросов, мой друг, – произнес ЭнТэ с неявной угрозой. – А скоро и вовсе станете стары. Что тогда? Что ваша единственная жизнь?
– Но, может быть, можно… яснее?
– Нельзя, – отрезал ЭнТэ. – Если не понимаете – нельзя.
Кибальчич рассмеялся.
– Странный у нас получается разговор.
– Не смейтесь, – возразил ЭнТэ с той же значительностью. – Все слишком серьезно. Вы поймете это, когда пройдет жизнь.
Пойма Соби заросла обильной, уже и перестоявшей травой, звенели косы на другом берегу, сладким ароматом разогретого клевера потягивало оттуда.
– Вас не беспокоит этот звон? – спросил ЭнТэ. – Меня беспокоит. Знаете, почему? Потому, что у них, косцов, сейчас пот течет в глаза, а мы с вами нюхаем травы.
– Что
