лапы!
Морозом жгло спину от таких слов, хотя Иван Петрович тогда мало что понимал, только начиная проходить теорию и практику расследования несчастных случаев.
Кому из потерпевших на Моховой надо задуматься? Четверо убиты, один в больнице, вторая в психушке…
«Этот мальчишка с переломанной ключицей быть может совсем не причем, – ходко рассуждал Шмыга. – Дом двенадцать… надо перейти на нечетную сторону… Кирпич угодил точно в тетку. Юнца зацепило между прочим, задело осколочком. И если Воротынцева окажется объектом, то зря я сюда приперся. С нее уже ни рубля не получишь, да и на хрен ей теперь мои рекомендации».
Зеленская, девятнадцать. Желтенький двухэтажный домик, обнесенный жиденькой изгородью, за которой чахли два куста сирени. Иван Петрович прошел во двор. На низко подвешенных веревках сохло мокрое белье; вокруг деревянного столика с лавками смятые пластиковые стаканчики… Перед подъездом сидели на корточках мальчуган в синих трико и девочка лет семи в розовом платье, перепоясанном белым лакированным ремешком. Они сосредоточенно тыкали прутиком в серый комочек.
– Помер, – сказал мальчуган, приподнимая безвольное крыло.
– А я тебе говорю – нет! – обидчиво возражала девочка. – Смотри, дрожит.
Ветерок изредка шевелил пух на мертвом тельце воробья и, казалось, он вот-вот перестанет притворяться и легко вспорхнет с избитой, растоптанной земли.
– Молодые люди, где у вас тут бабушка живет, Анна Михайловна?
Дети нехотя оторвались от волнующего зрелища.
– А, кошатница, – помедлив, ответил мальчик, подтянул трико и по-взрослому сплюнул. – Там, – кивнул в сторону подъезда.
Шмыга улыбнулся.
– Спасибо.
– Пойдемте, я провожу вас, – сказала девочка и пошла в дом, с явным осуждением посмотрев на грубияна. Однако тот бросил прутик и заспешил прочь. Видимо, его ждали интересные и чрезвычайно важные дела.
Девочка поднялась по широкой деревянной лестнице на второй этаж и забарабанила по оббитой плохоньким дерматином двери.
– Мама, тут к бабе Ане пришли!
Выглянула худенькая женщина в черных узких брюках, с пучком крашенных волос, перетянутых на затылке детской резинкой.
– Вы к Анне Михайловне? Вам напротив, в семнадцатую. Только ее нет дома. Пошла за молоком и куда-то запропастилась.
– C ней кто-нибудь проживает?
– Нет. Подождите, может, вернулась?
Она подскочила к противоположной двери и забарабанила:
– Теть Аня, теть Аня!
В ответ семнадцатая квартира тяжело вздохнула, засопела, издала тихий утробный вой, затем послышался нарастающий топот множества легких ног, дверь изнутри задергали, стали царапать, грызть,
