на механическое крыло. Этот птицелюд умел создавать такие сложные конструкции?
– Я чувствую, что ты тоже способен стать чем-то большим, юноша, – обратилась она ко мне, и я опешил. – Ты думаешь, что ты всего лишь вестник, но ты… имеешь особую силу. Ты умеешь сочувствовать. Ты умеешь объединять.
– Откуда… вы это знаете? – ошеломлённо спросил я, оглядываясь на таких же поражённых друзей.
– Я прикасалась к скорлупе Птенца, – загадочно и вместе с тем с нежной улыбкой отозвалась та. – Я, как никто другой, чувствовала то, что чувствует Птенец внутри яйца. А он чувствовал тебя. Знал, что ты найдёшь его. И поэтому я не волновалась за него.
– Но что я могу сделать для него? – тут же встрепенулся я, кажется понимая, о чём она говорит.
– Просто найти. Этого пока будет достаточно. – Она не дала мне продолжить, а тут же сказала: – Моё время пришло. Ты не мог бы помочь мне присесть? Я хочу провести хоть одно мгновение рядом с тем, кто не чувствовал, что хочет быть рядом со мной.
Безответная любовь? Отчего-то эхо пронеслось по опустошённым мыслям. Слишком странной, слишком глубокой и слишком непонятной была эта встреча.
– К-конечно, сейчас, – опомнился я и метнулся к ней.
Я помог ей удобно усесться между колышков и камней. Её пушистое тело испустило тяжёлый вздох и застыло. Оно казалось почти живым, но нутром мы чувствовали, что это не так.
Лишь ветер шевелил перья, которые рано или поздно разлетятся по миру. Возможно, они попросят то прощение, которое не смогла попросить Карунава.
Рано утром мы выдвинулись к Островам на той лодке, которую нам в некотором смысле подарила Карунава. Впервые я видел такой штиль. Захария радовался, как ребёнок, делая гребки вёслами и не чувствуя почти никакого сопротивления. Острова Уста поистине светились красотой, и казалось удивительным, что что-то может идти не так.
Песок на берегу оказался таким мягким и тёплым, что хотелось ненадолго остановиться и отдохнуть, наловить рыбы на будущее, насладиться жаром Игниса. Но долг звал – придётся тащиться в тёмную чащобу здешних лесов.
Дороги мы не обнаружили. Похоже, крылатому народу она была не нужна. Поэтому мы вторглись в чужие земли напрямую.
Влажная полутьма окутала нас. Шум ветвей и травы, движения зверей и порхание птиц складывались в шуршащую мелодию природы. Хруст под ногами выдавал нас возможным хищникам, но, благодаря мне и Мире, о них не стоило беспокоиться. Именно Мира и шла впереди, разрубая когтями заросли.
– Ни следа цивилизации… – пробормотал я, старательно вглядываясь в ветви над собой. Те зелёной паутиной закрывали небеса, оставляя только редкие проблески. – Гили, может, ты что-нибудь видишь? У тебя зрение звериное…
– Не-а! Я вот ищу кучи белого птичьего помёта, и нет…
– Гили, обычные птицы тоже оставляют белый помёт, – поправил её уставший Захария.
– Ты не понял!
