они решаются ударной дозой сладостей. Но беспокоить сотрудников снова и так быстро мне неловко.
Сижу в кресле. Хожу по комнате кругами. Одним глазком поглядываю в пустой и мрачный коридор. Укладываюсь на небольшой и очень жесткий диван – не ложиться же без спроса на чужую кровать.
Просыпаюсь спустя много часов. На часах ранее утро, я по-прежнему одна. Завтракаю овсяной кашей с изюмом.
Снова брожу кругами. В который раз обыскиваю ящики и шкафы. Не нахожу ничего, что могло бы прояснить мое положение, ответить на висевшие в воздухе вопросы или рассказать хоть что-то о человеке по имени Ян.
Хорошо бы принять горячую ванну. Долго рассматриваю в зеркале странные отметины на своем горле и ограничиваюсь лишь коротким душем: уж очень не хочется, чтобы он застал меня посреди процесса.
Когда каждая мелкая деталь моей темницы выучена наизусть, я снова хочу есть. Не столько от голода, сколько от скуки.
В этот раз непременно дослушаю занудный голос до конца. Как всегда переоцениваю свое терпение. Набираю целую гору каких-то вкусностей. И все они оказываются совершенно не тем, чего требует душа.
Пью чай и мысленно вспоминаю все, что успела почерпнуть из учебников. Наверное, выпускные экзамены в этом году пройдут без меня.
Снова хожу кругами, кругами и еще раз кругами.
До самой ночи так никто и не пришел.
Марьям
Весь вечер сижу у телефона, в пол уха слушая доносящиеся из ноутбука новостные сводки. Спокойнее было бы убить время чем-то из бесчисленного множества фильмов или, прости Господи, сериалов, но нет ни малейшего желания выбирать из них один единственный, а, самое главное, я так давно не проводила время подобным образом, что это стало казаться моветоном.
Надо бы еще раз навестить Зои, но девочка ясно дала понять, что не нуждается в моем обществе. И в глубине души я могу ее понять.
Продолжаю пялиться в экран. Уже ближе к ночи изображение перемещается в студию и серьезные, хорошо одетые люди с умными лицами обсуждают вероятность начала ядерной войны.
Выключить, захлопнуть крышку? Не потому, что эта тема меня не интересует, нет. Она пугает до чертиков. Но даже в столь жутком аккомпанементе мелодичные звуки родной речи все равно звучат лучше того собачьего карканья, что приходится слушать в последние годы от большей части окружающих меня… Людей. Пусть хоть сегодня побудут людьми.
А телефон по прежнему молчит. Конечно, никто не мешает позвонить и самой. За последние месяцы я почти смирилась с необходимостью поступать именно так: первой говорить «привет», задавать вопросы, далекие от вещей, что на самом деле происходят в жизни моих любимых, получать короткие, лишенные эмоций ответы и не иметь никакой возможности поделиться кошмарными событиями моей собственной жизни. Довольствоваться лишь звуками их голосов.
Я все равно
