койке разлеглась.
Они долго сверлят друг друга презрительными взглядами.
– Скину в инкубатор, а если спросят, скажу, что это была твоя идея. – объявляет врач, мерзко ухмыляясь.
– Только попробуй. – фыркает женщина и через несколько секунд о ней напоминает только удаляющийся цокот каблуков.
– Сука. – вполголоса бросает врач вслед и тоже исчезает за занавеской.
«Инкубатор» – лишь этому слову удается проникнуть сквозь окутавшую сознание пелену. От него веет холодом, даже на слух оно звучит тошнотворно и начисто развеивает ощущение теплого, почти безмятежного покоя. Пусть я с трудом вспоминаю свое собственное имя, понятия не имею, где нахожусь, но ни в какой инкубатор по своей воле не отправлюсь.
Пора действовать.
Минутная стрелка продолжает вялое движение по циферблату, а я едва могу пошевелить пальцами. Но лекарство выводится из организма все быстрее и свобода движения конечностями возвращается. Пока еще непослушными, словно деревянными, но постепенно обретающими уверенность и даже отдаленное подобие силы.
Неожиданно и слишком резко – до боли в висках оживают в памяти воспоминания последних дней. Вспоминаю внезапно и сразу все: чудовищные глаза, смерть Гектора, запах перегара и грубые, сальные прикосновения. Войну. Маму.
Оказывается, я лежу на больничной кровати и вид мой до страшного непотребен. Вырываю из вены капельницу и тонкая алая струйка скользит по предплечью. Срываю с груди пульсометр и висящий на стене компьютер отзывается громкими тревожными гудками. Стиснув зубы, сантиметр за сантиметром извлекаю из своего нутра тонкий, пластиковый шланг и низ живота отдается омерзительным жжением. Отбрасываю его на пол – он сворачивается змеей – и долго вытираю о постель перемазанную вазелином руку. Всего лишь мочевой катетер. Я видела их не раз, даже ставила.
Оборачиваюсь простыней, вооружаюсь найденным поблизости шприцем – он наполнен прозрачной, неотличимой от воды, но очень подозрительной жидкостью.
Стою посреди длинного зала, обрамленного рядами таких же синих занавесок. Впрочем, почти все из них сложены, а стоящие за ними кровати пусты. За спиной все еще звенит аппарат жизнеобеспечения и надо бы скорее вытащить его из розетки, но то ли всхлип, то ли стон раздается из соседней палаты.
Звук повторяется. Одним только пальчиком отодвигаю край полотна.
Человек бледный, как снег, с безволосой, покрытой шрамами и уродливыми татуировками кожей, прикован к кровати наручниками. Увидев меня, он облизывает губы раздвоенным языком, вытягивает шею и несколько раз клацает челюстями.
А потом начинает выть и с каждой секундой звуки его голоса становятся все громче и надрывнее.
Монитор кричит с одной стороны, человек с другой. А я стою посередине и вращаю головой.
– Эй, какого… А ну вернись в кровать!
Врач появляется на противоположном конце зала и бросается ко мне.
– Я…
