скрытой жемчужине за раз.
– Напиться и выкурить.
–
Некоторые женщины, находясь рядом с Катей, чувствовали себя незначительно и странно. Сама Катя это не поощряла, но каждый раз, когда её просили разделить один миллион рублей на четыре части, теперь никогда не отсчитывала по двести пятьдесят тысяч, а делила деньги как сдобную булку, отрывая куски случайных сумм, так же было и в её отношениях с этими женщинами, так же было и в её отношениях с собой.
Она могла расколоть и приручить любую женщину, выпотрошив её измазанную всякой гадостью тушку смыслов, набитую отбросами долетевших до этой женщины, проголодавшихся по белку чужеродных текстов, но каждый раз с мушки восприятия другая женщина выскальзывала и обнажала для Кати её саму. Сама Катя относилась к себе по-разному. Сам парадокс незамысловат и заключался в следующем.
Если «Джоконду» вывесить не в Лувре, а в курятнике Псковской области, где каждый день рядом с ней будут пить крепкий дешёвый алкоголь разнорабочие, то эти пьяницы ничего в ней не найдут. «Джоконда» так и умрёт, обсиженная курами… Поэтому так важно, кто её может воспринять. И как.
Важно, кто может воспринять тебя. И как.
Это касалось не только других людей, но и самой Кати по отношению к себе. Она была сама себе и художник, и ценитель собственных галерей, и не замечающий себя пьяница из курятника. Регулярный челночный внутренний бег от Лувра до курятника довольно утомителен и расточителен. Разброс состояний сознания соответствующий. Поиск новых моделей терапий отчаянно приближается к нулю. Она готовила что-то бессмертное, но и явно отдавала себе отчёт в том, что самая глупая смерть – это захлебнуться эликсиром бессмертия.
Тот, у кого нет врага, сокрушит себя сам.
– А что насчёт денег?
А что насчёт денег, так это старо как мир. Хочешь больше денег – расширь список индульгенций. Некоторыми пунктами этого длинного известного священного списка Катя пока не пользовалась, но зато любила то, на чём прыгала. Каждый новый пункт, подаренный ей, воспринимался восторженно, ведь индульгенция – очень модный подарок не только в пятнадцатом веке. Шабаш – что бы это ни значило, опосредовал той самой опасной экспериментальной практике, на которую они ехали в центр Москвы. Контуры сего действа были чётко ясны – указать на новые явления и распространить идеи, которые станут отправными точками для новых исследований… и, конечно, финансовых измерений отношений, ведь всем прекрасно нынче известно, что «после Бога – деньги первые».
Катя где-то слышала, что философия денег, основанная на системе предпосылок, по которым денег надо иметь как можно больше, совершенно антибиологична. Не всегда лучше иметь как можно больше кальция, лучше иметь – оптимальное количество кальция для питания организма. Слишком хорошо – это уже нехорошо… Но как понять, сколько достаточно именно тебе? Что такое ограбление банка по сравнению с банковской системой?
Катя переключилась.
– Императрицы, –
