дни слишком хороши для сна, их надо встречать с широко раскрытыми глазами. Весна и лето – время рождения, жизни, возрождения, надежд и радостей. Время светлых. Время тёмным с шипением затянуться в щели и норы и не показывать из них по-животному чутких, беспрестанно двигающихся носов.
Александр проснулся с улыбкой, хоть и не бесконечно счастливого, но, тем не менее, довольного жизнью человека. С наслаждением потянулся, широко разводя в стороны руки, выгибая дугой спину и выставляя кверху голую грудь. Простынь, служащая вместо одеяла, сползла на живот и соскользнула дальше, остановившись на поднятых бёдрах, обнажая вытянутый торс с лишней парой кубиков на поджаром животе. Наглядное наследие Святогора. К счастью, те, кто видел Александра без рубашки, не демонстрировали анатомической осведомлённости.
Немного воображения и можно представить такого же светловолосого подтянутого мужчину с лишними кубиками пресса, лежащего на голом камне в миллионах миров отсюда, в обиталище бессмертных, на Тёмной. Если у него действительно есть время передохнуть, то возможно есть время подумать о мире, давшем ему дом, жён и сыновей.
Он ушёл давно. Пришёл и ушёл первым, его жизнь прогорела, как тонкая свеча… или скорее пронеслась над миром, как полыхающая комета, не прекратившись с земным путём. Его жёны умерли, умерла сотня сыновей… Кто может себе представить сотню сыновей? Он воспитал сотню детей в те времена, когда в последний снежный месяц весны перебивались древесной корой, когда дрались за тощих зайцев с голодным медведем. По легенде, прежде чем умереть, каждый из сотни светловолосых мужчин с лишними кубиками пресса вырастил по десять сыновей, каждый из тысячи внуков вырастил ещё по десять сыновей… Имелись основания считать род Святогора одним из величайших в мире.
Солнечным утром Александр часто размышлял о прародителе. У него не было привычки делиться сокровенным, даже с самыми близкими, то есть, с отцом и старшим сыном, эти мысли были для себя. Ещё со времени мало-мальской сознательности приятно мечталось, что в определённые моменты высший представитель рода бросает сверху взгляд на своего потомка, то воплощаясь в прорывающемся над пышным облаком луче, то в самом звёздном диске. Александр был «золотым» ребёнком, надеждой старого рода, к нему не допускали других детей, и он играл в присутствие Святогора. Звучит странно, но слова эти никогда и не звучали. Арист был практически единственным собеседником, и ещё маленький Александр не стал посвящать его в свою идею, догадываясь, что отец прямо и незамедлительно сообщит, что он заблуждается. Святогор далеко и не смотрит, и даже не знает об их существовании. Маленький Александр прогнал такую унылую реальность из своего бытия, не дав сформулироваться на уровне слов. Он следовал указаниям отца, оправдывал ожидания учителей, главным из которых опять-таки был отец, и чувствовал в касающемся кожи солнечном свете похвалу и немое одобрение.
Взрослеть пришлось быстро, но, видимо, игра длилась слишком долго и слишком много для него
