гладкая палка круглого сечения, длиною в метр, на её верхний конец была надета раскрашенная резиновая конская голова, а на нижний конец – резиновая же небольшая «груша» с дырочкой-свистком. И когда я упирался ею в асфальт, она издавала такое же посвистывание, как тот ёжик из песенки, с дырочкой в правом боку.
Но всё это было только с виду! На самом деле она была живая! Я так искренне считал и обходился с нею соответственно: кормил и поил, «расчёсывал» ей резиновую гриву…
А уж как я, трёхлетний, на ней гарцевал вокруг нашего дома – это надо было видеть! Сам-то я напрочь ничего не помню, это мне потом мама рассказывала. Хоть времена тогда были и безопасные, но всё же она время от времени посматривала в окно, а мимо него проносился я на своей лошадке, нарезая круги вокруг нашей длинной пятиэтажки. Да не просто так бегу, а перехожу то в галоп, то на рысь, то поднимаю скакуна на дыбы, то верчусь на месте, то самозабвенно от его имени «бью копытом». Прохожие останавливались и очень, говорит, смеялись, умиляясь такому классическому мальчику с лошадкой на палочке. А я этого вообще не помню, видимо, в те моменты совершенно не воспринимал окружающее, был полностью погружён в свой внутренний мир.
Очень-очень жаль, что я сам всё это позабыл… Хорошо помню только одно – подо мною была настоящая лошадь! Никакая не игрушка, а самое настоящее живое существо.
А между тем, немного уже позднее, читая в детстве книжки про индейцев – в моменты, когда они там скачут на лошадях в сражениях или на бизоньей охоте, я мог запросто услышать под своим окном настоящий цокот лошадиных копыт! Во были времена!
Просто в конце 70-х годов в городах ещё не исчез полностью гужевой транспорт, и небольшие партии товаров развозили по магазинам запряжённые в настоящие телеги настоящие лошади! Наверное, так было дешевле; а скорее всего, в то время просто не хватало автомобильного транспорта. Эти дребезжащие на ходу телеги, влекомые скромными мохноногими лошадками, прижимались к самым обочинам дорог, остерегаясь коптящих грохочущих грузовиков. Уже даже в те времена подобное соседство выглядело в городе очень странно и одновременно очень трогательно. Как привет из далёкой-далёкой старины.
И в тех упряжках всё-всё было самым, что ни на есть, всамделишным: и скрипучие деревянные телеги, и оглобли, и хомуты, и дуги, и вожжи, и украшенная бляхами сбруя, и удила, и лошадиный запах, и конские «яблоки» потом на асфальте…
Прямо под окнами нашей квартиры, в соседней пятиэтажке, находился служебный вход в кафе «Холодок» (как я любил это название! – особенно жаркими летними вечерами, когда оно прохладно светилось в сумерках голубыми неоновыми буквами), и к нему каждый день со штабелями пивных ящиков, со стеклянным позвякиванием, подъезжала телега, которую вёз гнедой конь Буян – наш добрый знакомец. Мы, ребятишки, иногда выносили ему пожевать хлебных горбушек. Он осторожно брал угощение, щекоча нам руки своими
