умрешь. Да и не нужны мы ей.
Лала выпустила застрявший в груди воздух только тогда, когда змея ушуршала прочь:
– Боюсь змей.
– Ты? Змей?
Он прыснул, но тут же замолчал – к ним подошли охотники проверить веревки. Тик, облизывая потрескавшиеся кровящие губы, сказал:
– Благородные господа, дайте нам напиться!
– Не сдохнешь.
– Эрл, ну что ты за скотина! Он ребенок совсем! – Лала с такой ненавистью посмотрела на охотника, что тот поежился.
– Не свети мне своими уродскими глазами, чертово отродье! Выколю!
– А хозяин потом тебе выколет! – огрызнулась она.
– Ну так завяжу, сиди как крот в потемках!
Эрл принес несвежую тряпку и больно затянул Лале глаза:
– Доброй ночи, ведьма! Скоро тебе будет не до снов.
Когда он ушел, Лала шепнула Тику:
– Ты здесь?
– Да, – так же шепотом ответил он.
– Надо сделать одну очень странную вещь.
– Говори, – в голосе Тика проскользнул интерес.
– В моем правом ухе восковая заглушка, достаточно большая, просто волосы скрывают. Ее надо вынуть.
– У меня руки связаны.
– Но не пальцы же! – нетерпеливо и даже сердито ответила Лала.
Тик помолчал, переваривая бесконечные странности спутницы, потом ответил:
– Хорошо, когда они уснут. Только мне кажется, тот, второй, на тебя смотрит все время. Он хочет что-то сделать, чует мое сердце.
Охотники сидели у костра недолго. Перед тем как уйти в шалаш, Дикус подошел проверить веревки на Лале, но при этом ощупал ее всю, и пальцы у него дрожали. Никто не касался ее так, кроме капитана Ростера. Свежее воспоминание накатило мерзкой волной, сердце заколотилось, и она снова увидела мысли Дикуса, грязные и бесхитростные. Причмокивая, он шепнул ей, что, если она будет благоразумной, получит в замке нового защитника.
Когда Дикус ушел, насвистывая и пошатываясь, Лала с Тиком притихли и сидели молча до тех пор, пока разговоры в шалаше не сменились мощным храпом. Тогда Тик, исцарапав Лале все ухо, вытащил заглушку.
– Спасибо, – шепнула ему Лала. – Теперь спи.
Звуки обрушились на Лалу красочным занавесом из разновеликих фигур. Тугая повязка не пропускала лунный свет под веки, но там хватало своей яркости. Лала видела ломаный синий скрип деревьев, свист ночной птицы выглядел бесконечной цепочкой дымчато-сизых колечек, и давешняя гадюка проползла – звук ее был похож на сыплющуюся сверху струю серебристого песка. Этот песок почему-то взволновал Лалу. Она задумалась: а какого цвета песок в ее пустыне? Белый, красный, а может, серый? Или светло-бежевый? Образы наползали друг на друга, и никуда было от них не деться. Но тут она увидела звук, которого ждала. Пульсирующий куб, большой. Шаги человека. И пусть Дикус был ей до плеча, мощи ему хватало. Он крался, полагая, что шорох опавшей хвои под ногами теряется в какофонии ночного леса. Но видение куба было четким и точно показывало, откуда его ждать.
Лала
