под нашими ногами со скоростью триста километров в час.
Во все стороны до самой линии горизонта простирались одни только джунгли. Не было видно ни одной деревни, ни одной дороги, ни хотя бы какой-нибудь поляны, на который солнечный свет мог бы достичь земли. Сельва в бассейне реки Амазонки, если смотреть на нее из самолета, мало чем отличалась от любого другого тропического леса: деревья, деревья, одни лишь деревья, сливающиеся в бесконечную монотонную зеленую массу, от лицезрения которой на душе возникало ощущение пустоты. Однако опыт пребывания в подобных местах подсказывал мне, что данное впечатление обманчиво, что под крышей из крон деревьев, скрывающей нижние ярусы растительности и землю джунглей, жизнь бурлит так, как она не бурлит ни в одном другом уголке планеты, и что тысячи видов птиц, млекопитающих, пресмыкающихся и беспозвоночных – многие из них еще даже не были изучены биологами – превратили этот регион в свое царство, куда нас никто не приглашал и где появлению людей наверняка никто не будет рад. Мне оставалось только надеяться, что неопрятный пилот, сидящий слева от меня и с невозмутимым видом управляющий самолетом, заботится о техническом состоянии этого летательного аппарата намного больше, чем он заботится о своей собственной внешности, и что нам не грозит аварийная посадка где-нибудь прямо посреди этой растительной пустыни.
Из-за моей спины доносился громкий храп профессора, кое-как уложенного на двух сиденьях и находящегося под воздействием алкоголя и диазепама[12]. Только это и помогло нам с Кассандрой затащить его в самолет, потому что, хотя профессор скрепя сердце и согласился полететь на этом самолете в верхнюю часть течения Шингу (что позволяло нам избежать мучительного многодневного путешествия по реке на пирóгах), у него непосредственно перед посадкой в самолет начался приступ паники после того, как он увидел, что этот летательный аппарат очень маленький и довольно хрупкий.
Попросив нас подождать, пока он примет парочку таблеток, и соврав, что пойдет и выпьет чего-нибудь освежающего, профессор отправился в находившуюся неподалеку от пристани таверну. Вскоре, видя, что он все никак не возвращается, я пошел туда и нашел его сидящим перед стойкой бара. Профессор положил на стойку голову и руки, а перед ним стояли три опустошенных бокала кайпириньи[13]. При этом Кастильо бормотал что-то про «лодку с крыльями» и про то, что он в нее не сядет даже под угрозой расстрела. Я почти волоком притащил профессора обратно на пристань и затем с помощью Кассандры и пилота усадил его в гидросамолет. Там мы разместили его, уже крепко уснувшего, в скрюченном положении на двух сиденьях, радуясь тому, что он сильно напился, потому что, будь профессор трезв, заставить его полететь с нами было бы попросту невозможно.
Кассандра расположилась на последнем ряду сидений, давая мне понять, что отнюдь не горит желанием со мной разговаривать. Пилот, тоже чем-то недовольный (по-видимому, тем, что ему приходится работать в выходной день), не утруждал себя пространными ответами на мои немногочисленные вопросы и ограничивался большей частью
Диазепам – успокоительное лекарственное средство.
Кайпиринья – бразильский алкогольный коктейль.
