я все искала его, искала и от напряжения проснулась. И все утро, мне кажется, находилась под впечатлением от этого сна – как будто он продолжался. Мне по-прежнему представлялось, что нас с тобой разлучили и что я буду с тобой в разлуке еще долго-долго… Всю мою жизнь, – добавила она едва слышно, – и что всю жизнь от меня будут требоваться какие-то большие усилия…
– Для чего?
– От нас обоих потребуются большие усилия – чтобы соединиться.
Я не принял всерьез эти ее слова или побоялся принять их всерьез. Словно оспаривая их, с отчаянно бьющимся сердцем, в приливе внезапной смелости я выпалил:
– А мне сегодня приснилось, что я женюсь на тебе, и ничто, ничто на свете не сможет нас разлучить – разве только смерть.
– Ты считаешь, что смерть разлучает? – сразу же спросила она.
– Я хотел сказать…
– Я думаю, наоборот, она может сблизить… да, сблизить то, что при жизни было разъединено.
Все это вошло в нас так глубоко, что я до сих пор отлично помню даже интонацию, с которой те слова были сказаны. Вот только смысл их во всей полноте стал мне понятен лишь много позднее.
Лето ускользало. Почти все поля уже опустели, так что становилось как-то неожиданно далеко видно. Вечером накануне моего отъезда, нет, даже за день до него, мы прогуливались с Жюльеттой в леске за нижним садом.
– Что это такое ты читал вчера Алисе? – спросила она меня.
– Когда именно?
– Когда вы остались на скамейке у карьера, а мы ушли вперед…
– А… кажется, что-то из Бодлера…
– А что? Ты не мог бы мне почитать?
– Мы погружаемся во тьму, в оцепененье…[1] – начал я неохотно, однако она тут же подхватила каким-то изменившимся, дрожащим голосом:
– О лето жаркое, недолог праздник твой!
– Как! Ты это знаешь? – воскликнул я в изумлении. – А мне казалось, что ты вообще не любишь стихов…
– Отчего же? Просто ты никогда не читал их мне, – ответила она и засмеялась, впрочем, слегка натянуто. – Временами, я замечаю, ты принимаешь меня совсем за дурочку.
– Можно быть очень умным человеком и при этом не любить стихи. Я никогда не слышал, чтобы ты их сама читала или просила меня почить.
– Я не могу соперничать с Алисой… – Она на мгновение замолчала и вдруг, словно спохватившись: – Так ты уезжаешь послезавтра?
– Что делать…
– А чем ты будешь заниматься зимой?
– Буду учиться на первом курсе Эколь Нормаль.
– А когда же ты собираешься жениться на Алисе?
– Не раньше, чем отслужу в армии. Даже, пожалуй, не раньше, чем станет более или менее ясно, что я буду делать в дальнейшем.
– А разве ты еще не решил?
– Я пока и не хотел бы решать. Слишком многое меня влечет.
«Осенняя песнь».
