снасть, я удовлетворённо потёр руки и уселся на камень. Подождём.
– Ну что ж, пока суд да дело, давай-ка, дед, мы с тобой пообщаемся, ибо чувствую я непреодолимую тягу к изучению вашего языка. Начнём с простого. – И, стукнув себя в грудь, произнёс: – Я – Пётр! – И ткнул пальцем в деда: – Э? – Мол, я – Пётр, а ты?
Ха, да уж, это тебе не киношный абориген, который в умильном идиотизме повторяет произнесённое Большим Белым Братом, как попугай. Дед прекрасно всё понял.
– Ых Хатак!
– Ых, я так понимаю, это – я, а Хатак – имя. Хатак, Хатак. – Я потыкал в него рукой.
– Так, так, Хатак. – И он изобразил пальцами идущие ноги, – Хатак. Пётр, э?
– Ба-а, дед, да ты Ходок. Неужто по бабам?
– Э, Пётр?
– Пётр. – Я поискал глазами и поднял небольшой камень. – Пётр!
– Пётр – канам? – указывая на камень, уточнил дед.
– Так, так… – закивал я.
Тут наша содержательная беседа была прервана поклёвкой. После недолгой, но напряжённой борьбы я вытянул на берег сомика килограмма на три.
– Ого! – опять воскликнул дед. – Гуг, Пётр, гуг!
– Гуг, Хатак, гуг. – Я нанизал новый кусок наживки и, размахнувшись, запустил снасть в воду. – И, надеюсь, будет ещё лучше.
Так, общаясь и вытаскивая время от времени сомиков, мы просидели почти до вечера. Солнце уже почти опустилось к горизонту, предвещая скорые сумерки, и я решил, что семи сомиков, каждый примерно по три кэгэ, для пяти человек достаточно, даже если ушедшие охотники вернутся ни с чем. Подойдя к лозиннику, я достал топорик и срубил несколько штук под внимательным взглядом Хатака, а потом протянул топорик ему и предложил продолжить. Взяв в руки топорик, Хатак долго изучал лезвие, пробовал на остроту, бил заскорузлым ногтем и внимательно слушал раздававшийся звук, даже лизнул, короче, дед ушёл в созерцание.
– Хатак, эй! – позвал я его и, когда он сфокусировал на мне свой взгляд, сделал несколько рубящих махов рукой: – Руби, руби!
Дед ловко подсёк лозинку, посмотрел на срез, потом на лезвие.
– О-о-о-о! – выдал он заключение. И пошло: удар, исследование результата: – О-о-о!
Я же стал разделывать ножом рыбу на куски, тут же нанизывая их на очищенные лозинки. Потом мы переносили всё поближе к костру. Молодой весьма удивился, когда увидел столько рыбы, но это не помешало ему быстро допрыгать вглубь ниши и притащить большой тонкий и очень ровный камень, который стал пристраивать над углями. Вот вам и первобытная сковородка, и, судя по следам, пользовались ей не раз. Также с большой сноровкой он стал прилаживать над углями прутики с рыбой, и уже вскоре в вечернем воздухе поплыл дразнящий аромат жареного.
Не успела приготовиться первая партия, как вернулись охотники, с недовольными и уставшими лицами. За всё это время они смогли добыть лишь пару птичек с куропатку размером и одного большого суслика. Этого было мало на такую ораву
