еня удержать, стоит мне упасть. Я была спокойна и уверенна, и, если бы этот подъем зависел только от моего желания, я бы обязательно дошла до конца. Но не вышло.
В день моего первого самостоятельного подъема по стене случилось и мое первое падение.
Ничего страшного не произошло. Все свершилось само собой. Мои руки соскользнули, и я повисла. Прежде чем почувствовать рывок и зависнуть напротив стены, я опустилась всего на пару сантиметров. Посмотрела вниз на отца, он мне улыбался. Сказал: «Ноги на стену, и поехали заново». Я послушалась. Спустилась. Начала сначала.
Случившееся тогда не было чем-то особенным, но все же я очень хорошо помню тот момент, потому что именно тогда впервые в жизни поняла, что когда-нибудь умру.
Я много лазала; прошло много лет. Я падала, поднималась, взбиралась без веревки и ломала себе кости. Через все это нужно было пройти.
Но в тот поздний вечер силы, нужные для того, чтобы двигаться дальше, у меня закончились.
Я тяжело вздохнула, тихо выругалась и, прежде чем перехватиться и спуститься вниз, уперлась ногами в стену. Снизу мне улыбалась София. По ее лицу было видно, что она собирается съязвить.
– Ух ты, – присвистнула она. – Тебе прямо везет.
– Заткнись, – пробурчала я и приземлилась рядом с ней.
София вместе со мной не лазала. У нее был абонемент, потому что как-то раз я притащила ее на скалодром. Пару лет назад я так настойчиво уговаривала ее попробовать, что в конце концов она сдалась, но в итоге занималась в тренажерном зале, а меня оставила в зоне для скалолазания одну. Когда София лазала, то выбирала трассы белого цвета, иногда синие, это были самые легкие маршруты. Она редко пыталась лазать по зеленым и еще ни разу не попытала счастья на красных, не говоря уже ни о фиолетовых, ни о черных трассах, с которыми даже я не всегда справлялась.
После тренировки в зале София заходила сюда и ждала меня, чтобы вместе пойти домой.
Я подняла руку перед собой, посмотрела на свои неподвижные прямые пальцы и сжала их в кулак.
– Эй, все в порядке?
– Я сегодня какая-то неуклюжая. Не могу сконцентрироваться, – ответила я и помотала головой в попытке избавиться от тяжести. – Неважно. Как твоя тренировка?
– Я тоже не смогла потренироваться на полную, – ответила она и вздохнула. – Ну, Элена, спроси меня почему. Спроси, почему я так устала.
Я вскинула брови от удивления, но знала, что не смогу устоять.
– От чего же ты так устала, София?
– Сегодня, до того, как сюда прийти, я играла в теннис.
– В теннис? Серьезно? У тебя ведь даже ракетки нет.
– Ева мне одолжила. – Она улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки.
Когда София так улыбалась, то сразу молодела на несколько лет и превращалась в очаровательную девочку, которая не выглядела на свои двадцать: у нее блестели глаза, уголки губ немного дрожали.
– Ладно. Дальше можешь не продолжать.
– Мы играли в теннис. Ясно? Ева играла в теннис. – Я засмеялась. – На ней была юбка. Теннисная юбка.
– Обычно люди в такой одежде и играют.
София отцепилась от мата и откинулась назад. Ее тело коснулось пола, и от удара в воздух поднялось облачко белой пыли.
Казалось, она была окутана сахарной пудрой. Двадцатилетняя девушка в потрепанной толстовке и розовых леггинсах, окутанная сладким облачком.
Она чуть-чуть привстала, опершись на локти.
– Ты ей уже сказала? – поинтересовалась я.
Надо было бы встать, но нам так нравилось лежать там, напротив пустой стены с трассами для продвинутых, по которым я часто без проблем лазала. В тот день, однако, у меня возникли трудности с зеленой трассой.
– Я уже много чего ей сказала. Вообще-то за все то время, что мы знакомы, я, наверное, наговорила ей миллион всего.
– Миллион?
– Так, первое, что приходило в голову.
– Первое, что приходило в голову, – повторила я.
– Да.
Мы замолчали.
– София, – не унималась я. – Ева знает, что тебе нравится ее теннисная юбка?
– Нет, – ответила она. – Конечно, нет. Я даже не знаю, интересует ли ее мое… внимание, – добавила она.
– Ну да.
– Можешь присоединиться к нам завтра. Мы договорились встретиться выпить чего-нибудь «У Райли». Может, ты и сама ей скажешь… – Казалось, она вот-вот рассмеется.
– Но
