сведения.
У него в голове начала разворачиваться история. История Юсефа.
– Я писец у высокопоставленного вельможи. – Он смущенно улыбнулся. – Боюсь, что не могу ничего рассказать о его переписке: это секретная информация…
Лейла наклонила голову:
– И почему это писец оказался на базаре в поисках сказителя?
Мазен запихнул в рот еще кусок сладости, проглотил и сказал:
– А что странного в том, что человек ищет развлечения за рамками своей работы?
«Или свободы за стенами своего дома?» Он с трудом удержал эти слова.
Губы Лейлы изогнулись.
– Ничего странного. Мне просто никогда не встречался взрослый человек, который в свободное время искал бы сказителя.
Мазен рассмеялся.
– А я раньше не был знаком с кем-то, кто очертя голову бросается в темный дом, чтобы узнать, что с незнакомцем.
Сначала Мазену показалось, что это просто игра света, но нет, Лейлу его слова действительно заставили покраснеть. Когда она наконец заговорила, то проворчала:
– Тебе повезло, что я решила это узнать.
– Еще как. Я буду вечно тебе благодарен.
– Осторожнее, Юсеф. – Она широко улыбнулась. – Вечность – слишком большой срок, чтобы оставаться у кого-то в долгу.
Она резко остановилась и указала куда-то вперед. Мазен доел остатки лаваша, глядя на открывшееся перед ними зрелище. Они наконец-то дошли до золотистого навеса Старого Рубы, который уже открыл свою лавку. Под шатром было скромно и строго: под яркой тканью расстелен простой ковер. Старый Руба сидел на ковре, скрестив ноги и положив на них изящную трость. Прежде Мазен видел Старого Рубу всего один раз, но сразу же понял, что на инструменте сказителя появилась новая резьба. Это заставило его трепетать: он знал, что каждая отметка обозначает новую историю, которую тот добавил к своему репертуару.
Хотя трость и была удивительной, еще удивительнее был сам сказитель, ведь он был на базаре единственным торговцем с такими необыкновенными глазами: один цвета дубовой коры, а второй – золотистого песка. Лицо у него походило на смятый пергамент и обросло внушительной серебристой бородой, свернувшейся у него на коленях. Хотя губ под бородой видно не было, по морщинкам в уголках глаз Мазен видел, что он улыбается.
– Ого, да это же Лейла! И твое лицо я уже видел, сейид, но, боюсь, имени своего ты так и не назвал.
Мазен изумился и обрадовался, что его запомнили. Он невольно улыбнулся.
– Юсеф. Рад снова тебя видеть.
– И я, Юсеф. – Старик опять обратился к Лейле: – И тебя, Лейла. Ты не передашь кое-что Далии? Скажи, что я принимаю ее приглашение выступить завтра вечером.
Лейла улыбнулась – не той кривоватой усмешкой, которую Мазен видел раньше, а широкой улыбкой, от которой глаза ее заискрились.
– Конечно. Видеть тебя у нас – это честь.
Мазен моргнул и спросил:
