ее к чему угодно, включая потерянную магию.
Притом она была единственной, кто игнорировал наложенный султаном запрет на торговлю реликвиями, и потому ее смелость хорошо вознаграждалась. Деньгами.
В какой-то момент Кадир отошел от товаров, чтобы встать позади нее с угрожающим видом. Его взгляд был одновременно нацеленным и вездесущим: никто никогда не осмеливался украсть какую-нибудь реликвию из-под его бдительного надзора.
Наконец, когда все предметы были разложены, Лули объявила о начале торговли. Покупатели окружили ее прилавок, словно голодные голуби, жадно тыча пальцами и проверяя магические свойства ее товара. Молодой торговец наблюдал за этим от своей лавки со смесью восторга и зависти.
Лули подняла руки и пошевелила пальцами, шепнув ему:
– Магия.
9
Мазен
На следующий вечер после стычки с джинной султан неожиданно устроил пир, на который пригласил придворных политиков. Дворцовый диван был богато изукрашен красным и золотым и подготовлен к приему пятидесяти гостей. Выступать должны были лучшие танцовщицы и музыканты, готовились деликатесы со всего султаната. Празднество получилось пышным. Все гости явно получали немалое удовольствие.
За исключением Мазена: тот был глубоко несчастен.
Он обещал этим вечером быть в таверне Далии бинт Аднан, а сам оказался здесь, среди людей с фальшивыми улыбками. Ему трудно было удержать собственную фальшивую улыбку в тот момент, когда больше всего хотелось завопить.
Приемы в диване всегда были великолепными, однако сегодняшнее празднество оказалось настоящим зрелищем. Поскольку ни одно монаршее собрание не бывает полным без даров, часть приглашенных политиков решила соперничать друг с другом дороговизной своих подношений. Султан, конечно же, выставил их на всеобщее обозрение, демонстрируя этим, что он их ценит. Гирлянда ламп в форме цветов, что висела у Мазена над головой, была новой, как и расшитые каменьями парчовые занавеси на окнах. Громадная стеклянная плашка с золотыми спиралями (гость заявил, что она изображает королевский внутренний двор) висела над просцениумом, а небольшие, но причудливые гобелены с написанным на них наследием султана были развешаны на стенах.
Даже простой осмотр щедрых даров утомил Мазена. Он угрюмо смотрел к себе в тарелку с горами ягнятины, фаттуша и табули и едва прикоснулся к еде, слишком занятый мыслями о встрече, на которую не попал. Он беспокойно посмотрел мимо собравшихся за столом гостей на окна. Двор словно светился, белые розы в лунном свете искрились. «Как кровь джиннов», – подумал он мрачно. Но двор и должен был сверкать, как кровь джиннов, ведь он из нее возник.
Мазен с отвращением отвел взгляд. Скольким джиннам выпустили кровь на этой прежде бесплодной земле, чтобы людям можно было жить в роскоши? Хотя Мазен не помнил жертв отца, он все равно испытывал чувство вины, когда ему приходилось принимать участие в подобных расточительных празднествах. Было трудно не думать о множестве жизней, оборвавшихся
