настраивался на встречу с ней (они почти земляки: он из Омска, она из Томска). Мы об этом случайно узнали. Да сам и проболтался. Простили ему такое самовольство. Пусть будет он самый-самый. А Васечкина тут же «демобилизовали» и отправили «домой», на Сахалин…
А солнце все выше, все горячее. Как же, наверное, хорошо там, в Союзе!
Право же, ни к чему нам были увольнения. В самом деле, куда податься, чем заняться в чужом городке? Сходить в кино? Но кинотеатра, в нашем привычном понимании, похоже, здесь не было. А если и был какой-то, многое ли поймешь из фильма на немецком языке? Просто посидеть в скверике, поесть мороженого – и только?
Обычно шли к музею Равенсбрюк – на площадь. В субботние и воскресные дни она была буквально наводнена туристами – Европа, Америка, Азия. А шли мы туда с одной мыслью: повстречать соотечественников. Вычислить их было легко: болоньевые плащи (страшный дефицит тогда в Союзе и большая гардеробная гордость, а всего-то на всего – итальянские дождевики), мятые костюмы, серые безликие кофточки… Неважно, наши ведь. Мы, естественно, с вопросами:
– Ну, как там в Союзе? Что в магазинах?
А уж если земляк попадался, то-то радости было:
– Привет Туле!» (Минску, Запорожью…)
– А Серобородько Ивана Михайловича знаете? Не знаете? Так я ж его сын.
Обнимали мы их родненьких…
В музее Равенсбрюк я и познакомился с Роз-Мари – уже на последнем году службы. Дело было так. В книгу отзывов музея я записал, что давно собирался сделать, сочиненные мною стихи про Равенсбрюк. В армии почему-то тянет на стихи. Как и на песни. Сколько мы перепели их под гитару, баян, собравшись в бытовке. А стихи сами по себе сочинялись. Стоишь, бывало, на посту… В общем, такие строчки (почему-то записал их лесенкой):
От мыслей
всего
шатало,
стою тяжело,
устало,
не вынимая
рук
из брюк:
передо мною
Равенсбрюк.
И концовка:
И, постояв
без слова
единого
с самой историей
рядом,
тут,
и молодые,
и те, что с сединами,
знаю,
другими
отсюда
уйдут.
Стихи заметили музейные работники, и когда в очередной раз (как старший группы) привел я в Равенсбрюк молодых солдат, ко мне подошла девушка-экскурсовод и на хорошем русском спросила, не буду ли я возражать, если она переведет мои стихи на немецкий и опубликует их в газете. Я? Возражать? Да счастлив буду!
Стихи действительно опубликовали. В потсдамской газете. Понятно, в вольном переводе. Дали и небольшое вступление: советский солдат (в смысле я) не раз бывал в музее Равенсбрюк и вот как выразил он свои чувства…
Как сейчас вижу, несется навстречу мне сияющая Роз-Мари с газетой в руке:
– Вот! – разворачивает
