Дождусь его. Тем более все равно хотел оставшиеся дела посмотреть.
– Помощь нужна?
– Да нет. Ты хотел пораньше уйти?
– Наташа приболела. Просила за лекарствами зайти.
– Е-мое. Простыла, что ли?
– Ну да. Сколько раз говорил, не выходи в подъезд зимой в одном халате. Не улица, но и не квартира чай. А то соседка к ней, видите ли, зашла. Вот и зацепились бабы языками.
– Иди, конечно. А я поработаю.
Старший Рузанов появился где-то через полчаса. За это время Стас успел уйти домой, а Гуров – просмотреть еще одну папку с делом. Ничего особенного. Похожая история. Не зря следователь Любимцев сказал про дежавю. Во всех случаях убийца действовал по одной и той же схеме: приходил к потерпевшему в гости, болтал за жизнь под какой-нибудь алкогольный напиток, а потом брался за нож и делал свое черное дело. И везде оставлял свои отпечатки. На орудии убийства, на посуде, на мебели, на дверных косяках и прочих предметах интерьера. То ли чересчур самоуверенный – знает, что не найдут по «пальчикам», раз перед органами не засвечен, – то ли, как выразился ранее Стас, долбанутый по темечку.
В дверь постучали.
– Войдите, – отозвался Гуров и закрыл папку с делом.
Перед ним появился крепкий мужчина лет шестидесяти. Лицо его выражало одновременно горечь и смятение.
– Здравствуйте, – отрывисто бросил посетитель. – Вы – полковник Гуров?
– Здравствуйте. Да, это я. А вы…
– Сергей Николаевич Рузанов. Отец Жени.
– Присаживайтесь. – Сыщик встал и поставил еще один стул поближе к своему столу. Рузанов-старший с шумом выдохнул и сел.
– Как это случилось? – спросил он.
– Квартиру вашего сына ограбили. – Лев Иванович ощутил, как его снова охватывает это мерзкое чувство: смесь неприязни, вины и жуткой тоски. Он всегда испытывал это, когда сообщал людям о смерти их близких и когда допрашивал их. Но деваться было некуда. Это ведь его работа. – А его самого убили.
– Господи, – Сергей Николаевич опустил голову. – Я знал, что это ни к чему хорошему не приведет.
– Что именно? – насторожился сыщик.
– Да то, что Женька захотел стать артистом. Еще пацаном вбил себе в башку: буду в театре играть. И все, хоть ты тресни. Сколько мы с матерью ни пытались его переубедить, все без толку. Он все равно стоял на своем. Упрямый. Хотя чего греха таить – в меня пошел. Я сам такой же.
И не только упрямством пошел, сказал самому себе Гуров. В чертах мужчины явно прослеживалось сходство с покойным сыном. Не сказать, чтобы одно лицо, но что-то общее было.
– Конечно, со временем я смирился, – продолжал Рузанов. – Подумал, ладно, если уж парню это нравится. Тем более что и зарабатывал он нормально. Одно плохо – семью так и не завел. Ни жены, ни детей. Только девок менял как перчатки. А я все надеялся…
Мужчина не договорил, но Лев Иванович понял, что тот
