ее уносит. И вдруг он встал, как вкопанный. Марфа едва удержалась в седле.
– Но! Но! – она попыталась погнать коня вперед.
А тот, словно чуя беду, не поддавался на ее команду.
– Ну, что ты! – заплакала она, потянув его за узду.
– Ты куды ето, дева! – раздался за спиной чей-то скрипучий голос.
Она боязливо оглянулась. Меж стволов стоял сгорбленный старичишка, держа в руках лукошко с грибами.
– Там, – свободной рукой показал старик на полянку, – топуче место. Вота она, – подходя, дед кивнул на лошадь, – и не хотить туды.
– А мне все одно! – с каким-то отчаянием в голосе произнесла дева.
– Я ето и вижу. Смотри, как коняку загнала! – он погладил мокрый от пота лошадиный бок. – А тут что? – дед посмотрел на лошадиную грудь.
Во многих местах она была разодрана до крови.
– Ты куды, дева, так торопилась? Не то на свадьбу опаздываешь?
– Со свадьбы! – со злом произнесла она.
Дед вдруг взглянул на нее понимающим взглядом.
– А ну, доченька, – проговорил он мягким голосом, – пошли-ка со мной!
– Куды ето? Не пойду!
– Ты не бойсь, бабка у меня добрая, коняку полечит, те погадат. На ето она у мня ух… прямо волховка.
Он тихонько высвободил узду из ее рук, и они неторопливо направились в лес. Вскоре вышли на поляну, и Марфа увидела избенку из почерневших бревен, вросшую в землю. На лай собаки из открытых дверей показалась чья-то головенка со взбитыми волосами. Солнце било в глаза, и старуха, приложив ладонь ко лбу козырьком, прошамкала:
– Никак ты, Лука?
– Я, Марфуша, я! Встречай-ка гостю. Тя как кличут? – спросил он у девы.
– Марфа, – застеснявшись, произнесла она.
– Марфа! – длинная седая борода деда затряслась, глаза сузились, он неслышно смеялся, – я тя буду звать младшая Марфа.
Девушка поняла причину дедова смеха. Родившееся в ее груди отчуждение вмиг пропало. Подошел пес. Огромная пятнистая собака поглядывала то на деда, то на гостю, точно дожидалась команды хозяина. И дождалась:
– А ну, пошел отсель! – дед притопнул ногой.
Обидчиво глянув на хозяина, пес удалился. Подойдя к двери, дед, кивнув на девушку, сказал:
– Примай Марфушу. Да поволши ей, – подмигнув, он добавил: – со свадьбы сбегла!
Бабка все поняла.
– Идем-ка, дочка! – и взяла ее за руку.
Кожа на ладони старухи была сухой и грубой. Но как нежно она прикоснулась! Марфа поняла, что это была сердечная, добрая женщина, и сразу прониклась к ней доверием.
Внутри изба не представляла ничего особенного. Как и у многих: у входа мазанная глиной печурка. За ней широкий лежак со шкурами.
