не готова. Муж не научил графиню и половине нужного. Но Бенкендорф не жалел. Его любовница обратила неопытность в достоинство и тем еще больше разожгла пыл.
Утром Яна плакала. Не слезами раскаяния, а от полноты охватившей жизни.
– Вы погубили мою репутацию! – в ее голосе было больше кокетства, чем упрека.
– Только потому, что вы сами никак не могли на это решиться.
Она засмеялась.
– Но мой муж…
Дальнейшее его не интересовало.
– Мужья сами бывают во всем виноваты. Нельзя же думать, будто церковное благословение дает им право на лень.
Графиня грациозно повернулась к любовнику и провела пальцем по его усам.
– Знаешь, мне повезло. Мог бы попасться старик, урод. Наша судьба не в пример лучше, чем у других. Потоцкий красив, добр, но…
«Скучен», – мысленно подсказал Шурка.
– …мне всегда хотелось большего. В юности я вколотила себе в голову, будто страстная любовь сделает нас счастливыми. Будто я должна соблазнить мужа.
«Неплохая идея! Всем бы дамам такое прозрение!»
– Мне было пятнадцать. Что я могла? Позвала его гулять при луне у пруда. Он сказал, что там комары.
Бенкендорф рассмеялся. Знакомая картина!
– Хотела заставить ревновать и написала сама себе пылкое письмо с признаниями, как бы от воздыхателя. Мою тайну раскрыли и очень строго выбранили. Думаю, этой выходкой я погубила себя в его глазах.
Александр Христофорович взъерошил ей волосы. Есть на свете дураки! Если бы ему попалась такая большеротая глазастая девочка, способная в пятнадцать лет написать себе любовное послание, чтобы возбудить мужа, он бы не стал ее ругать. Страстность в просыпающейся женщине – не худшее качество.
– Теперь вы умеете больше, – мягко сказал полковник. – И я знаю, гораздо увереннее в своей красоте. Поезжайте в Варшаву и, пока не поздно, уложите мужа у своих ног. Он будет вам благодарен.
Яна испытующе посмотрела любовнику в глаза.
– Поезжайте? Через границу? Неужели вы думаете, что я осталась бы здесь? Ведь там не только муж. С ним двое моих детей.
Проклятая война!
– Я достану вам разрешение. Ведь у вас земли и в герцогстве Варшавском.
– Вы сделаете это для меня? – она взвизгнула от радости и обняла его уже без кокетства.
– Конечно, сделаю, любовь моя. Нет ничего, что я не хотел бы для вас сделать. Исключая шпионаж и восстановление Польши.
Она чмокнула его в нос.
Бумага была подписана Толстым и еще кое-какими русскими властями.
– Я буду вас помнить.
– Выбросите из головы на первом же повороте.
Они расстались без взаимных подарков, но с самыми теплыми
