где сидел и Саблин, слушаю лекции тех же преподавателей, беру те же книги в той же библиотеки, живу в том же офицерском общежитии и даже, занимаясь физкультурой, бегаю по тому же традиционному для слушателей ВПА маршруту вокруг Лебединского пруда (т. н. «Лебединки»), что напротив Новодевичьего монастыря. При этом никаких следов пребывания Саблина в стенах прославленной академии не осталось. Причем это произошло вовсе не потому, что кто-то запрещал преподавателям рассказывать нам о Саблине, ведь на дворе шел уже 1990 год. Дело в ином, имя Саблина в этих стенах было просто предано забвению как человека, предавшего не только Родину и изменившего присяге, но и как человека, бросившего тень на профессию офицера-воспитателя. Да, потом, в годы перестройки появится целая плеяда политработников-перевертышей: Волкогонов, Юшенков и другие, но именно Саблин был среди них самым первым.
Сегодня наши либералы пытаются представить нам Саблина как душку-человека. В их версии он благороден и искренен, бескорыстен и доброжелателен, отзывчив и сострадателен. Он всегда готов прийти первому встречному на помощь и отдать ему последнюю рубаху. Немецкий журналист Л. Шер вообще придумал, что сокурсники Саблина по академии якобы так любили его, что называли не иначе, как «совесть курса». Однако автобиография Саблина говорит об обратном. Практически ни об одном человеке Саблин не находит хороших слов. Все окружавшие его – это отъявленные карьеристы, подлецы, идиоты и в лучшем случае просто трусы. К примеру, о тех же сокурсниках по академии (которые якобы именовали его «совестью курса») он отзывался так: «Я никогда не был высокого мнения о политработниках послевоенного времени, так как они, как правило, очень недалекие в рассуждениях, много думают о личном благе, мало о деле (о каком деле думал Саблин, мы с вами знаем. – В.Ш.), бездельники и болтуны, иногда очень красивые болтуны, и они, как правило, не пользуются авторитетом среди личного состава. Учеба в академии утвердила меня, мое мнение в том. Окружение было очень плохое. Постоянные интриги, споры между собой, стремление выслужиться перед начальниками, склоки. Это было в основе. Хотя было человек десять, которые были порядочными, в определенных пределах товарищами (что такое «товарищ в определенных пределах», сказать не берусь. – В.Ш.). Начальник факультета адмирал Вырелкин поощрял такую обстановку среди слушателей, не терпел противоречащих, но умел очень возвышенно говорить о партийной принципиальности… Я, естественно, побаивался выходить на беседы с такими вопросами, так как можно было далеко зайти в споре и в итоге выйти из академии…»
Ну неужели за все четыре года обучения в академии там ему не встретился ни один порядочный человек? Впрочем, у Саблина так всегда – все вокруг в дерьме, и только он в белом. Комментировать вышеприведенные саблинские пассажи даже не хочется. Изложенное Саблиным не просто тенденциозно, но и отвратительно своей ложью. И злободневные вопросы в академии на занятиях не воспрещалось задавать, и ребята у нас учились замечательные. В мою пору это были прежде всего
