– пограничный каменный столб! Этот замшелый камень множится в нашем воображении, сотни их вырастают в мощную стену, она высится над нами, она выше деревьев. Как мы перелезем через нее?» – читал Иван Белограй быстро, легко, будто стихи собственного сочинения.
Механик и Дзюба терпеливо слушали его. Единственное, что они позволяли себе, – это переглядываться друг с другом и усмехаться глазами.
Спуск с северной цепи хребтов был крутой, обставленный ребристыми скалами, нависающими над поворотами дороги. Но с каждым новым километром все меньше зигзагов, дальше отступали голые утесы, заметно снижались горы. Горы, наконец, разбежались далеко по сторонам от дороги. Собственно, это была уже не дорога, а настоящая долина с рекой, поймой, лугами. Горы уже не дикие, а с мягкими очертаниями. Пологие их склоны от подножия до вершин покрыты черными пашнями. Кажется, они даже теперь, ночью, излучают накопленное за день тепло.
Долина переходит в долину, одна другой шире, привольнее. Чаще и крупнее населенные пункты. Ручьи и речушки уменьшали свой бег и текли вдоль их подножья. Это самая благодатная земля, излюбленная верховинскими хлеборобами.
Не раз проходил и проезжал Иван Белограй по цветущим долинам этой полосы, спрятанной в самой гуще Карпатских хребтов. Тянется она более чем на триста километров, с юго-востока на северо-запад, от румынской до польской границы и еще дальше.
Машина выскочила на мост, переброшенный через пропасть, разделявшую подножье двух гор.
– Помнишь, товарищ Белограй, это местечко? – спросил бывший гвардии старшина и сам себе ответил: – Как же не помнить! Вон там, на самой Верховине, в пастушьей колыбе мы дневали. Вечером спустились в это ущелье. Ночью пробрались по дну Латорицы к мосту и… и на все Карпаты прогремел наш гвардейский гром. Стоп, механик! – Машина плавно остановилась. – Чуешь?
Белограй замер, с улыбкой на губах слушая тишину. Где-то далеко в горах стонал одинокий голос пастушьей дудки. А может быть, это и не дудка, а струя ветра, расщепленная буковой веткой или голым ребром скалы.
– Чуешь? – повторил Белограй. – Еще и теперь аукается в Карпатах тот весенний гром. Поехали, механик!
Спуск кончился. Долины остались позади. Горы вырастали. Снова дорога запетляла на крутых подъемах. Начиналась вторая, стержневая цепь хребтов, могучая ось Украинских Карпат – Полонины. Высоко взметнулись Полонины и далеко – на сто восемьдесят километров в длину, от реки Уж до Тиссы, и на десятки километров в ширину. Чуть ли не половину всей Закарпатской горной области они заполнили собой. На юго-востоке Полонины замыкаются знаменитой Говерло, а на северо-западе – Дикими отвесными песчаниками Лаутинска Голица. Между ними тянутся крупные массивные хребты с плоскими, куполовидными, безлесными вершинами, на лугах которых можно разместить неисчислимые стада. Прорезают облака своими острыми пирамидами и пиками только горные гнезда Свидовец, Котел-Вельки, Ближнице, Петрос – сооружения ледниковой эпохи. По склонам этих гор лежат голубые, прозрачные до дна озера, названные верховинцами
