дней своих выполняла самую черную работу. Хозяйка усадьбы не давала ей проходу попреками, и если несчастная пыталась роптать, то попадала, в свою очередь, на конюшню.
Карол указывал Оливии на различные постройки и объяснял, для чего они первоначально предназначались. Он поднимался на холм пешком, чтобы облегчить подъем утомленным лошадям, и молча слушавшая Оливия последовала его примеру. Телега двигалась рядом, и Оливия смотрела на лицо Владимира, озарявшееся тихой радостью при виде каждого знакомого дерева. Глядя на подвижные, выразительные черты Владимира, она не могла не удивляться жестокой иронии судьбы, сделавшей такого впечатлительного человека наследником этого обреченного владения.
Старая тетушка и пятеро детей стояли на крыльце, ожидая прибытия гостей. Оба брата еще не окончили работу в поле. Тетушка, женщина добрая и недалекая, увлекалась религией и варкой варенья. Она была бесконечно предана Владимиру, хотя и побаивалась его немного. В глубине души она горько сетовала на «городских умников», вовлекших ненаглядного Володеньку «в беду». «Конечно, – думала она, – добра от правителей ждать не приходится, но терпеть их все же надо, как терпишь комаров и волков, раз уж Богу было угодно создать этих тварей. Неприятностей от них куча, это верно, но такими уж их создала природа, так что роптать – грех, а сопротивляться – того хуже». Все это она без обиняков выложила Каролу, когда он впервые посетил Лесное. К великому ее удивлению, он полностью с ней согласился. От неожиданности она расцеловала его в щеки и перекрестила по православному обычаю, хоть он и поляк, а значит – папист и нехристь. С тех пор она любила его не меньше родных племянников, но ведь и он был «городским умником», и с этим она не могла примириться.
Но для Оливии тетушка не делала никаких скидок. Мало того что эта заморская девица обручилась с Владимиром и он готов ради нее забыть своих родных, но она еще и иноземка, басурманка и, должно быть, – о ужас! – студентка! Этим страшным словом тетушка клеймила тех «пропащих» людей, которые читают непонятные книжки, не ладят с полицией и не крестятся во время грозы. И что хуже всего – Оливия была англичанкой! Тетушка, за всю жизнь выезжавшая из Лесного всего три раза – два раза в Москву и один в Петербург, никогда не видела англичан и судила об Англии и ее обитателях по англофобским статьям в русских газетах. Она заранее старалась представить себе, как выглядит Оливия, и возникавшие перед ней образы были один причудливей другого: то это была соблазнительная сирена – губительница неосторожных мужчин (как в пошлых романах, которыми она зачитывалась), то «лохматая нигилистка» – постоянная мишень для нападок реакционных газет, то рыжее, большеротое страшилище в очках, каким обычно изображались англичанки на карикатурах.
Она встретила нежеланную гостью ледяным поклоном, вызвавшим улыбку у присутствующих и совсем не замеченным Оливией, которая тотчас же отправилась
