Именно ее мелодия была использована потом в блатной «Старушка, не спеша…».
Кстати, год назад в Интернете я прочитал, что эту популярную песню написал на спор, как шлягер, за один день еврейский школьник из Ленинграда. Песня считалась народной и автору, призванному во время войны в армию, никто не верил, когда он пытался доказать свое авторство. Я в эту версию поверил сразу, так как в СССР мелодия не могла быть услышана нигде, кроме синагоги. Эта мелодия звучит в одном из элементов вечерней службы в пятницу. Имеются отличия в завершениях строк, но в целом мелодии совпадают. Я думаю, что на мелодию автор и не претендовал, так как на эту же мелодию в США до войны были написаны многочисленные шлягеры, исполнявшиеся знаменитыми, в основном еврейскими, исполнителями, в том числе всемирно известный «Бай мир бисту шейн».
Я уже писал, что однажды пришел в ярость, когда меня в начальной школе в глаза обозвали «жидом».
Когда я занимался в шахматном кружке, то обратил внимание на фамилии великих шахматистов. Там через одного встречаются именно еврейские фамилии, и это было почему-то приятно.
В неполные 14 лет, когда меня принимали в комсомол, я записался в анкете и, соответственно, в комсомольском билете, евреем. Папа долго расспрашивал меня, почему я так сделал. Ничего конкретного я ему сказать не мог, просто считал, что так правильно, раз папа у меня еврей. Но при получении паспорта он уговорил меня написать национальность «русский». Так будет удобнее в жизни. Конечно, никого это при таком отчестве и фамилии обмануть не могло. Но кадровикам так было всегда удобнее. Не помню, как был записан мой брат, но вариант: «Натан Абрамович Койфман, русский», кадровикам тоже был, вероятно, достаточно удобным.
С национальным вопросом я серьезно столкнулся несколько раз в жизни, и всегда в ответственный момент. Первый раз при поступлении в Московский государственный университет. Я уверен, что «завалили» меня на устном экзамене по любимой мной математике именно из-за моей фамилии.
Второй раз это случилось, когда я должен был защищать кандидатскую диссертацию в Таганрогском радиотехническом институте, и ректор честно предупредил моего руководителя о том, что ученый совет настроен антисемитски, и он не может гарантировать нормальную защиту. Грубо говоря, «черных шаров» накидают в любом случае.
Третий раз неявно этот вопрос возник, когда я по многократно повторенному требованию отца попытался начать процедуру вступления в партию. Были разговоры и с моим непосредственным начальником, и с секретарем парторганизации института, весьма уважаемым мной алгебраистом. Он долго объяснял мне нецелесообразность вступления в партию – трудности, большие потери времени, так необходимого, вроде, для меня из-за предстоящей защиты диссертации. В общем – уломал. И я потом, через много лет, был ему за это благодарен. Но, конечно, главной проблемой, о которой он умолчал, была моя фамилия. Самое смешное, что я был
