через кочки и расставленные силки, я начала продираться ко входу. Джон сидел на пне у самодельного стола и выбивал отбойником на свежей блестящей коже окружности для шнуровки. Всегда удивляюсь, откуда у такого отшельника, как мой дедушка, есть знакомые и друзья, которые готовы заплатить приличную сумму за его товар. Конечно, поспорить тяжело, его заготовки и вправду хороши, но я ему об этом никогда не скажу. Ноги стерлись и промокли, хотелось быстрее просушить носки и что-нибудь съесть. Тем более, я не ела нормальной еды уже несколько дней, перебиваясь «сухими остатками» прошедших дней.
– Стол занят, – ему даже не нужно было поворачиваться, чтобы узнать, что я вернулась, и не нужно было смотреть, чтобы убедиться, что не с пустыми руками. Он знает – я не посмела бы вернуться «пустой».
– Хорошо, я сделаю все на веран…
– После тебя вечно все заляпано кровью, – он немного повернул голову и застыл. – Иди к ручью и нож с собой возьми.
Ручей. Немногим лучше, чем остаться здесь, с ним, и едва дышать при каждом его пронизывающем взгляде. Когда я еще не умела свежевать дичь правильно, то делала множество ошибок, которые за несколько ударов по рукам научилась быстро исправлять. Мне нравилось работать в тишине одиночестве, но, если же Джон был поблизости и проходил будто невзначай мимо меня, то даже тогда не так сильно напрягалась, как раньше. Но, если честно, оставаясь одна, я очищала шкуру и мясо, как было удобнее и быстрее, не хотелось долго возиться со всем этим кошмаром. Летом мне нравилось сидеть у ручья, но сегодня, после ночного похода, эта идея мне не улыбалась. Носки противно прилипли к ногам и при каждом движении напоминали о том, чтобы я их сняла и просушила, а на рукавах куртки темнели пятна от влажной земли, которые мне еще предстояло оттереть.
Я поудобнее обхватила мешок и хотела было сначала войти в дом, чтобы сменить обувь на сухую.
– Ты куда это? – Джон развернулся, так и продолжая держать в руках молоток, ручка которого от времени раскололась и стала неровной, глаза его прищурились, а губы сжались под бородой. – Сегодня ко мне заглянут друзья, надо закончить все побыстрее. Сколько она весит? Четырнадцать?
Ладони немного вспотели от напряжения, а в горле стоял неприятный привкус тревоги. Так всегда: стоит ему переключить внимание, как все мои чувства обостряются, а тело напрягается, словно я голодная пума, готовая вот-вот прыгнуть и разорвать никчемного старика. Иногда в моей голове рождались мысли, которые приносили удовлетворение после попыток Джона наказать меня. Когда его удары или ругательства прекращались, я выдумывала, как случайность могла бы «наказать» его за меня.. Представляла, как он идет по лесу и нечаянно проваливается в глубокою нору, из которой уже не может выбраться, или же я запираю дверь, а он всю ночь скитается на улице, когда в темноте раздается вой и близкое рычание, но спрятаться негде… И тогда я позволяла себе немного успокоиться, выплеснув свой гнев через фантазии. Но всегда
