зрелищем не получилось: Ведому отец с пира отослал. Обрадованный, что жена опомнилась и принялась за обязанности хозяйки, он взял себя в руки и сообразил: дочери незачем красоваться перед молодым ладожским воеводой. А тот, уже переодетый в синюю рубаху и синий же кафтан, отделанный светлым узорным шелком, вымытый в бане и с расчесанными золотистыми волосами и бородкой, был так хорош, что это отметил даже Сверкер.
И гость постоянно поглядывал на дверь, будто ждал кого-то. Понятно кого! Сверкер уже проклинал вчерашний день, когда, отвлеченный свалившимися бедами, позволил дочери показаться Ингвару ладожскому на глаза. Пять лет он следил за тем, чтобы этого не случилось, и запрещал Ведоме выходить при ладожанах или киевлянах.
Как человек учтивый, Альдин-Ингвар привез подарки хозяину и его семье. К счастью, они при нападении не пострадали, и он выложил на скамью тонкое фризское сукно, узорную тканую тесьму с золотой и серебряной нитью, головное покрывало, вышитое золотом, ирландской работы красивый стаканчик из серебра. Старая Рагнора была довольна, даже Гостислава благосклонно кивнула – она еще не привыкла заново к тому, что все это ей может пригодиться.
– А твоим дочерям ты не позволяешь принимать дары самим? – улыбнулся Альдин-Ингвар хозяину.
– Ты необычайно щедр! – улыбнулся тот в ответ. – Хотя многие бы на твоем месте приберегли такие дорогие вещи для собственных надобностей. Я ведь знаю, что ты обручен с дочерью покойного Бьёрна, моего родича. Наверное, она уже взрослая девушка, и ты намерен вскоре назначить свадьбу?
Этим он хотел напомнить гостю, что тому нет нужды пялить глаза на посторонних девушек. Само обручение Альдин-Ингвара не успокаивало Сверкера: это еще не свадьба. Имея одну жену королевского рода, ко второй такой же обычно не сватаются, но обручение – это всего лишь слова. Сын старого Хакона не похож на человека, который легко забывает обещания, но Ведома – красивая девушка, а от любви и не такие люди теряли голову.
Альдин-Ингвар переменился в лице. Подарки для Сверкеровых женщин он достал из ларей, где все эти года любовно собирал дары для будущей жены. Но он так привык связывать вид этих вещей с мыслями о Фрейлауг – той, какой он себе ее воображал, – что сейчас они лишь огорчали его, и хотелось порадовать ими кого-нибудь другого.
– Ты еще не знаешь, какое несчастье меня постигло, – мягко произнес он, давая понять, что не сердится на собеседника за это напоминание. – Моя свадьба должна была состояться этим летом. Я посылал за невестой, но мне привезли печальную весть: дочь Олава умерла заодно со своим дедом, Бьёрном конунгом. А его другие дочери еще слишком малы, чтобы взрослый мужчина мог их дожидаться.
– Какое горе! – Сверкер покачал головой, и впрямь огорченный, что так некстати навел разговор именно на то, чего хотел избежать. – Какая неприятность! Это был бы такой замечательный брак. Ведь вы были обручены несколько лет назад?
– Семь лет. Это и впрямь очень сильно меня огорчило.
