отказом. Но смолянский князь – все же Сверкер, а не его мать. И если все девушки сидели бы дома, пока не станут мудрее седых старух, то не удалось бы сыграть ни одной свадьбы.
– После того, что я здесь видел… – мягко, но уверенно заговорил Альдин-Ингвар, – никто не усомнится в том, как важно всем князьям Восточного пути быть заодно и не допускать разгула лихих людей. Каждый из нас оберегает безопасность торговых путей в своих землях, но если мы будем заедино, то выиграют все. От диких квеннов в оленьих шкурах до чернобородых сарацин в цветных шелках. Если здесь, у нас, на Днепре и Волхове все спокойно, то и квенны смогут носить шелка, а сарацины – мех ледового медведя. Ты понимаешь это не хуже меня. И раз уж судьба свела нас в такой печальный час, когда моя прежняя невеста умерла, а тебе пригодится помощь, это нужно понять как знак.
– Может быть, уважаемый гость оставит разбирать знаки богов тем, кто более к тому привычен? – ехидно осведомилась Рагнора.
Альдин-Ингвар посмотрел на нее. В отличие от внучки, с бабкой он был знаком давным-давно: с тех пор как двенадцатилетним отроком впервые ехал с Волхова на Днепр, чтобы принять участие в походе своего дяди, Ингвара киевского, на ромеев. Несмотря на возраст, Рагнора была еще по-своему хороша собой: каждый признал бы, что редко удается встретить такую красивую старуху. Совершенно седые волосы были убраны под покрывало с серебряной вышивкой, черты морщинистого лица сохраняли правильность, а пристальный взгляд светло-серых глаз был, казалось, вечно устремлен на нечто далекое и очень важное. Альдин-Ингвар мельком отметил, что, при внешнем сходстве с матерью, эти глаза и взгляд дочь Сверкера, похоже, унаследовала от бабки. Вид у Рагноры был уверенный, величественный, властный – и не зная ее, сразу поймешь, что перед тобой женщина королевского рода.
«Моя мать – дочь Харальда Прекрасноволосого, самого могущественного из конунгов Северного пути!» – сказал ему Сверкер еще в ту давнюю их первую встречу. «У меня было девять сестер, но в живых осталась я одна, – добавила Рагнора. – И тебе, быть может, известно, что все потомки Харальда конунга по мужской ветви носят звание конунгов, а по женской – ярлов».
Что ни говори, у Рагноры были причины гордиться своим родом. И ее внучка не из тех, кого можно отдать кому попало. И все же почему Сверкер и его мать столько лет прятали от него такое сокровище?
– И будьте уверены, я сумею оценить и знатность такой жены, и ее мудрость. – Альдин-Ингвар издалека поклонился старухе.
– Я… – Сверкер подавлял досаду, желая сказать, что без посторонней помощи справится со своими делами, но именно сейчас это прозвучало бы пустым бахвальством. – Как долго ты еще намерен здесь пробыть? Отсюда ты вернешься домой или поедешь дальше?
– Я намеревался доехать до Киева и посоветоваться об этом деле с моим родичем, киевским князем Ингваром. Думаю, он одобрит такое родство.
Альдин-Ингвар говорил спокойно и учтиво, но этот намек можно было расценить как угрозу в случае отказа – и именно так
